Социальный кризис – кризис отношений

На втором курсе универа родители купили мне машину. Серебристую «девятку». До сих пор помню ее номер – 815. Деньги взял у родственников в рассрочку. Как только получил права, первым делом подъехал на своей тачке к универу. Представляете, как на меня смотрели одногруппники? Это было невероятно круто!

Беспокоила только одна маленькая проблемка – я почему-то очень плохо видел ночью. Не различал края дороги. Зимой снег отсвечивал под фарами, и я более-менее еще мог водить. Но наступила весна, снег растаял – и все! Я мог садиться за руль только в дневное время. 

Плохи дела 

Пошел в поликлинику. Думал, может какие-нибудь очки выпишут. Врач сказал, что у меня миопия средней степени, но все же посоветовал обратиться в городскую больницу, чтобы подтвердить диагноз. 

Через пару недель в центральной больнице врач как только глянул, сразу сказал: «Парень, плохи дела. Тебе надо инвалидность оформлять. У тебя пигментная дегенерация сетчатки. Если не хочешь полностью потерять зрение, нужно каждые полгода проходить консервативное лечение». 

Родители сразу начали давить. Будем лечиться. Съездили с отцом в Москву. До сих пор помню НИИ глазных болезней имени Гельмгольца. Самый крутой в России на тот момент. Диагноз подтвердили. Выписали какие-то капли, назначили курс инъекций, но предупредили, что в России достать это лекарство невозможно. Не знаю как, но родители достали. 

И вот пришел я с этим лекарством в нашу поликлинику. Врач показал на стул, а я спрашиваю:

– В инструкции написано, что инъекции вводят парабульбарно. Что это такое?

– Это уколы под глаза и в висок, – спокойно ответил врач.

Мне стало страшно: что значит под глаза? Но врач уже рядом:

– Подними немного голову, – говорит, – и не двигайся ни в коем случае. Руки держи при себе. Не бойся! 

Я взялся за стул, крепко сжал руки и замер в страшном ожидании. Почувствовал, как игла вошла под глаз. Я не шевелился, вспотев от страха. Затем – под другой глаз. Но больнее всего оказался укол в висок. Подумал: «И вот так до конца жизни?! Каждые полгода?!» 

Таких курсов я прошел, может быть, еще три-четыре, и плюнул. Страх был сильнее меня – невозможно привыкнуть, когда игла заходит тебе под глаз. Перешел на глазные капли, а потом и о них забыл. Жизнь как-то шла. После универа успел сменить три места жительства за восемь лет. Зрение постепенно ухудшалось. Весной, когда солнце было особенно ярким, это было особенно заметно. Я испытывал все больший дискомфорт даже в дневное время, а по ночам уже почти не видел. 

Унижение достоинства

В один из таких ярких весенних дней я шел по городу и «собирал» все лужи. Помню, как было неудобно перед людьми. Наверное, они думали, что я пьяный, а я просто  не различал под ослепляющим солнцем, где лужа, а где асфальт. Именно это чувство стыда заставило меня опять идти в больницу. Я решил оформлять инвалидность. 

Попав на прием к окулисту, я сразу сказал, что несколько лет назад мне рекомендовали оформить инвалидность. Это был первый очень неприятный момент:

– Какую тебе инвалидность? – тут же отреагировала врач. – Такой лоб! Работать небось не хочешь?

От такого унижения я даже ответить ничего не смог. Она меня осмотрела и сказала:

– Оформлять не буду. Сначала в больницу ложись. Пусть тебя там пролечат. Если не поможет – придешь. 

Но я уже понимал, что такое «пролечат» – опять эти уколы под глаза. Я сказал, что у меня есть все документы с подтверждением диагноза:

– Это неизлечимо, вы же знаете об этом! 

– Не учите меня моей работе! Вот направление – идите и лечитесь! 

Я вышел. Хотелось плакать. Непонятно от чего. Наверное, от унижения и бессилия перед безжалостной системой. 

Психология отношений  в современной поликлинике

Все-таки мне пришлось пройти это лечение. И опять от страха я сжимал стул так, что болели пальцы. В общем, в последний день мне дали выписку и сказали отнести ее лечащему врачу. Она оформит документы на инвалидность. Было странно, что в этой выписке я вообще ничего не видел. Но о чем-то спрашивать уже не было сил. Хотелось побыстрее сбежать  из этой больницы. 

Пришел я с этой выпиской в поликлинику. Пятница, вторая половина дня – очереди нет. Постучал в дверь к врачу, зашел, и сразу – грубый окрик: «Выйдите за дверь. Медсестры еще нет!» Вышел. Сел возле двери. Просидел целый час. Идет медсестра. В руках – фирменный, набитый пакет из «Магнита». Надо же, в рабочее время она спокойно ходит по магазинам. Проглотив возмущение, зашел в кабинет. Протянул выписку из больницы.

– Что это такое? Здесь почти ничего не видно. И как я вас должна оформлять с такой выпиской? – Оказалось, что текст был плохо пропечатан, очевидно, в больнице вовремя не поменяли краску на принтере. – С такой выпиской я вас оформлять не буду! Идите и переделывайте!

– Но вы же можете что-то разобрать? Это же просто формальность! Зачем вы меня опять отфутболиваете? – У меня даже голос задрожал от обиды. В ответ она просто закричала:

– Идите и несите нормальную выписку!

Пришлось мне делать новую выписку. Еще неделя. Снова вернулся в реалии современной поликлиники на прием. В этот раз окулист все же оформила все документы. Надо было пройти еще пять врачей, и медсестра выписала кучу направлений на анализы. Но поскольку я пролежал в больнице, все анализы мне сделали там. Я протянул эту стопку медсестре. 

– Что это? – спрашивает медсестра.

– Тут результаты всех анализов из больницы. 

– Прошло две недели. Они недействительны. 

Экспертиза или  время окончательного вердикта

Я не произнес ни единого слова. Было ощущение, что по мне едет какая-то бездушная машина. Ничего невозможно ни сказать, ни сделать. Ты просто должен подчиняться системе. А что ты чувствуешь, кому до этого дело?! Таких же, как ты – целая очередь за дверями. Не ты первый – не ты последний. 

При выходе из кабинета я наступил на ногу какой-то женщине:

– Куда ты прешь?! Зенки-то раскрой! – я тихо извинился, сказав, что плохо вижу…

Всех этих врачей я обходил месяц. К кому-то можно было попасть только через две недели. Кто-то был в отпуске, а замены не было. Помню, как к невропатологу сидел в очереди четыре часа. Какие-то люди сами проходили нагло без очереди. А кого-то медсестра проводила по знакомству. Но это уже мелочи. 

Со всей этой кипой бумаг приехал я на медико-санитарную экспертизу. Это контора, которая выносит окончательный вердикт. Неприятности начались сразу же. Мне дали бумагу и ручку. Сказали: «Пиши заявление». Я ответил, что не вижу и писать не могу. 

– Попросите кого-нибудь в коридоре, – равнодушно сказала медсестра.

– А вы не могли бы мне помочь? Вы знаете, как правильно…

– Тут вас много, а я одна. На стене образец. Выйдите, пожалуйста, из кабинета!

Мне помогла какая-то женщина. Она пришла со слабовидящей дочерью. Ближе к обеду подошла моя очередь. Меня проверили на приборах, хотя у меня были уже все заключения.

– Где ваш сопровождающий? – строго спросил меня, наверное, самый главный. 

– Я сам на такси приехал.

– А зачем вы нас обманываете?

– Что значит «обманываю»?

– Вы обманываете, что не видите, если вы сами приехали. 

– Но у меня никого нет в этом городе. Что мне было делать?

– Если вы сами сюда приехали, значит вы нас обманываете!

 У меня сердце бешено заколотилось от несправедливости:

– Но посмотрите же на мои бумаги, – сказал я, – там все анализы, все исследования. Я две недели в больнице пролежал. Там же все написано!

– Мало ли, что написано. Сейчас каждый пишет, что хочет.

Я не смог ничего доказать. Да уже и не хотелось. По всем результатам из больницы мне должны были дать вторую группу инвалидности. Дали только третью. На оформление документов ушло еще несколько часов.

Я вышел. Долго стоял на крыльце. Все обдумывал: «Что еще? Через какое унижение еще придется пройти?» Только несколько лет спустя я узнал: чтобы не портить статистику по области, людям специально занижают группу инвалидности. Либо вовсе не дают. 

Как оказалось, это было только начало. Мне сказали, что группу инвалидности надо подтверждать каждый год. То есть «колесо унижения» прокатывается по тебе каждый год заново. Никого не интересует, что твоя болезнь неизлечима. Это система, вернее, кризис в системе, и мне пришлось к этому привыкнуть. Каждый раз, сидя в очереди, слышу:

– Почему так долго? 

– Почему без очереди? 

– Где ваш талон? 

– Идите и ищите свою карточку!

– Идите и спросите в регистратуре… 

Главная наша болезнь –  кризис отношений

Думаю, что современная поликлиника очень наглядно демонстрирует нам кризис отношений в социальной сфере. Врачи ненавидят пациентов. Пациенты ненавидят врачей. Пациенты ненавидят пациентов: готовы идти по головам друг друга. 

Сколько плача и горьких страданий услышал я в поликлинике за все эти годы! И не от тяжких недугов, а от равнодушия и обиды. Главная наша болезнь – это равнодушие. Всем плевать на всех. Каждый замкнут в своем мирке эгоистических интересов. 

Но я даже не знаю, кого можно в этом обвинить? Себя? Других? Врачей? Руководителей? Я не знаю. Я знаю только одно – это неправильно. Это не по-человечески. А что будет дальше? Можно ли как-то вернуть в общество чувство локтя? Взаимной заботы? Взаимного терпения? Взаимного уважения? 

В последнее время слышу много красивых слов о том, что мир глобален и что все мы взаимосвязаны. Что человечество – это одна семья. А разве в семье можно так относиться друг к другу? 

Я не знаю, что надо делать. Я не знаю, как все это изменить. Но я точно знаю, что дальше так нельзя! Система – это мы все, и кризис в системе социальных отношений касается каждого из нас. И еще я уверен, что все переживаемые нами кризисы: экономический, политический, кризис образования, здравоохранения и прочее, это следствия главного глобального кризиса – в отношениях между нами

Как мы относимся друг к другу – так мы и живем.