Она проснется

Метро – удивительное место, где в час-пик концентрируется и проявляется весь спектр человеческих страстей, бушующих в этом мире. Ярче всего – наша неспособность думать о других: отодвинуться, уступить место, позволить человеку элементарно пройти к выходу. И радость маленьких побед – что урвал удобный уголок, застолбил некое пространство: теперь мне совершенно наплевать, что моя сумка занимает свободное сиденье, а рядом стоят люди. Я могу и ноги в грязных бутсах удобненько вытянуть на сиденье напротив – затекают, знаете ли. Мне даже не очень мешают эти щупленькие старушки, что жмутся вокруг. Их то и дело толкают школьники с огромными рюкзаками, стремительно продвигающиеся к выходу, но меня это не касается.

Что должно произойти, чтобы во всех подобных ситуациях где-то внутри нас начала пульсировать такая маленькая досадная штучка, такой назойливый червячок, не дающий нам покоя, под названием «совесть»? 

Каждый раз в таких случаях я вспоминаю.

В школьном театре, – мне тогда было пятнадцать, – мы готовились к новой постановке. Это была сказка, в которой, конечно же, добро побеждает зло. Сценарий был дописан, и началось распределение ролей. Как же я влюбилась в сову! Полусонная, харизматичная хитрюга, мгновенно фонтанирующая энергией и задором, как только закручивалась интрига: весь лес могла поставить на уши.

Вот это характер! Так много можно было добавить, подчеркнуть, сделать ярким и незабываемым. Это – моя роль, моя! Но жизнь, как всегда, преподносит сюрпризы. Ушат холодной воды на мою голову: режиссер видит меня в команде Бабок-Ёжек, – вот тебе и здрасьте! Настроение тут же упало, желание творить исчезло, на репетициях работала лишь бы-лишь бы. 

А девочка-сова вживалась потихонечку в образ. Подобрала смешную пушистую шубку, очки с крылышками – настоящая лесная красавица. Всем очень нравилось, а меня жгла черная зависть и презрение: я-то в этой шубке намного привлекательнее. Фи! 

И так случилось, что эта девочка заболела, и долгое время не могла посещать репетиции. Кому-то нужно было заменить ее на время, «впрыгнуть» в роль, а там уж как будет. 

Ур-а-а-а! Это же мой шанс, удачу надо хватать за хвост! Докажу, что Я – лучшая сова! Яркая, неповторимая, игривая шалунья. Это же всё у меня внутри есть и всегда было! 

О, какой взлет вдохновения я тогда испытала! Сразу выросли крылья – энергия била через край: репризы придумывались легко, находились интересные сценические картинки, рождались новые сюжетные повороты. Я была просто на седьмом небе от счастья, а в душе, конечно, желала, чтобы девочка-сова не выздоравливала как можно дольше. Меня утвердили на роль.  

Спустя какое-то время моя конкурентка – именно так она мною воспринималась и уже не числилась среди подруг – выздоровела и вернулась. На репетиции в тот день ей нужно было сидеть в зале и просто смотреть прогон, чтобы войти в тему. И это был мой персональный бенефис! 

Блистательная, легкая, я порхала по сцене, чуть не лопаясь от гордости и превосходства. «Посмотри, ну посмотри же, – обращалась я мысленно к бывшей подруге, –  насколько я великолепнее, прекраснее, чем ты!» Ах! Это чувство превосходства вознесло меня до облаков. И вдруг… 

Совершенно случайно я встретилась с ней взглядом. Глазища, распахнутые от сожаления, боли, досады, разочарования, – вижу их до сих пор. Ощущение счастья улетучилось в один момент, стало жутко неуютно, настолько, что я ушла со сцены. Позже подошла к ней и объяснила, что роль только временно передали мне, и в ту же секунду всё снова засияло красками, на душе стало легко и свободно. 

А на следующей репетиции выяснилось, что она покинула труппу. Вот теперь душ был действительно ледяным. Мозг постоянно искал оправдания и уговаривал сам себя, что на самом деле я не хотела ее болезни, что это чистая случайность, что это судьба, что звезды так сошлись, что всем дается шанс, – и еще огромная куча доводов в свою пользу. Но маленькая, пульсирующая точка где-то внутри меня не давала покоя ни днем, ни ночью. Чувство стыда и презрения к себе самой не отпускало. Что-то было неправильно. 

Пока не осенило: «Ты требуешь, чтобы тебе дали шанс? Так сама дай этот шанс подруге!» Как можно рассказывать со сцены о победе добра, если сама неспособна его сотворить, если готова захватить все пространство, не оставив другим ни миллиметра? Сразу показалась сама себе в роли скучной и серой. 

Позвонила ей. Разговор был нелегкий, но она согласилась вернуться, а я предложила заниматься с ней отдельно, чтобы нагнать упущенное. Огромный камень свалился с моих плеч! Невозможно описать, какое это было наслаждение передавать ей все тонкости, наработки, изюминки роли. 

Муза опять пожаловала в гости и осыпала нас поцелуями. Мы вместе искали новые решения, оригинальные зарисовки, каждая вкладывала в роль индивидуальные штрихи, – радость и удовольствие были просто бесконечными. 

После нескольких репетиций я специально пропустила прогон, чтобы у девочки была возможность меня заменить. Вуаля! Сработало! 

Режиссер просто влюбился в новую сову, а меня не покидало ощущение абсолютного счастья. Настоящего счастья, непрерывного, бесконечного, потому что прямо из искристых глаз моей подруги оно переливалось в меня. Сказка получилась изумительная, а задорный отряд Бабок-Ёжек заставлял зал взрываться от восторга.

Совесть – отличная вещь, полезная, очень тонко настроенная на получение настоящего, долговременного удовольствия, очищенного от собственного хамства, стервозности, равнодушия. Если ты подумал о ком-то рядом и поступил так, чтобы ему было хорошо, то потом еще сто раз в жизни воспоминание об этом будет наполнять тебя энергией и радостью. Даже старушку в метро, которой уступил место, ты полюбишь, как родную. 

А о том, что сделал кому-то гадость, подставил, предал, обошел, ты постараешься забыть и никогда не расскажешь об этом своим детям. Или соврешь им, что был честным, бескомпромиссным, как минимум порядочным. Но сам глубоко-глубоко внутри себя будешь знать, какой ты человек. Совесть, даже самая маленькая, как зародыш, все-равно тебя не отпустит. Она проснется, и ты о многом пожалеешь: совесть болит мучительно. Поэтому заранее бывает жаль тех, кто пока ее не слышит, кто не заглядывает в свою душу.