Хоккей – это только предлог

У древних монголо-татар ребенка сначала сажали в седло, и только потом он учился ходить. В моем городке смеялись, что у нас дети сначала встают на коньки, а уж потом начинают ходить – в хоккей играют все. 

Я хоккеем дышу. Сколько помню, всё детство провел с ребятами на коньках и с клюшкой. Из школы придешь – ранец в угол, и на каток.

Так, считай, в хоккейной коробке мы с ребятами вместе и выросли. Из дворовой команды прямиком перешли в сборную города. Почти в полном составе. В нашем регионе мы были лучшей командой. 

Однажды на соревнованиях меня остановил старший тренер юниорской сборной страны:

– Собирайся, беру тебя к себе, – Петрович всегда был немногословен, мы все его знали.

– А как же ребята? – спрашиваю.

– Взял бы всех, но не могу. Собирайся.

И вот уже месяц, как я в сборной. Только радоваться, а меня тоска грызет: по команде своей скучаю. У местных юниоров нос до потолка, меня в упор не видят. Мол, не путайся под ногами, провинция. Элита, видите ли, высшая каста. 

«Зайди», – бросил мне мимоходом Петрович после тренировки. «Зайди» в команде означало, что Петрович вызывает на ковер. Но и мне было, что ему сказать. 

– На сегодня, Андрей, ты лучший игрок в команде, – встретил меня Петрович, выходя из подсобки. – Ты самородок хоккея. Я уже тридцать лет на катке, а такого как ты у меня еще не было. 

«Петрович явно не в себе, – подумал я, не ожидая такого разворота, – к чему он клонит?» 

– Реакция у тебя, как у белки, Андрей, – ходит тренер из угла в угол, – ты выносливый, глаз как у орла – идеальный игрок, можно сказать, кроме одного…  – Петрович остановился напротив меня, –  ребята в команде тебя не любят, а почему – не пойму!

Петрович сказал, как будто ушат ледяной воды за шиворот вылил. Я и так об этом все время думаю, а тут на тебе, – прямым текстом.

– Вот Серого ты подстраховал, – продолжает Петрович, – Славку выручил. Вроде бы на помощь всегда поспеешь, поддержишь, шайбу когда надо передашь, а все равно – не принимают они тебя за своего.

Ну, тут уж меня задело, решил, что скажу все как есть: 

– Завидуют они, Петрович, я пацанам твоим, как кость в горле. Вот как только пришел к вам в сборную, так и началось.

– Что началось?

– Да травля эта – то в душевой запрут, то коньки подменят. В раздевалке издевки всякие, подтрунивания. За глаза оленем Усть-Урюпинским называют. Выживают они меня из команды, Петрович, уйду я…

– Я тебе уйду!

– Вон, когда Серого на льду занесло… Буффало со своей каской прямо Серому в челюсть летел. На всей скорости. Если бы я между ними не встал, то «Скорая помощь» Серому – это в лучшем случае! А он что? Он мне в раздевалке при всех: «Эй, ты, который из Усть-Урюпинска, куда ты встрял? Ты что, орудие стенобитное? Тебе только упряжкой оленей в Нарьян-Маре погонять. В сборную его занесло…» 

Вот такая благодарность! А я, Петрович, хоть и из провинции, но в моем городе меня каждый пацан на улице узнавал. А команда наша? Братья, все как один. На лед выходишь и уверен – ни один не подведет. Мы и после игры всегда вместе. И на рыбалку, и на охоту. 

Не могу я без них, Петрович, не мое это – в твоей сборной аристократов красоваться. Обратно хочу. Не суди, Петрович, уйду я от тебя!

Петрович смерил меня взглядом: сверху вниз и снизу вверх. Он сам двадцать лет на льду с клюшкой проносился. Если бы не травма, до сих пор бы играл – игрок от Бога.  Сказать, что его уважают – ничего не сказать, боготворят! Когда говорит, пацаны в глаза заглядывают.

– А ну-ка, сядь, – приказал, – я вот что тебе скажу, Андрюха. Вот ты послушай – я уже полжизни на льду. В хоккее побеждают не самые сильные, а самые сплоченные. Здесь искусство, брат, здесь мудрость целая, как из всех вас – вундеркиндов хоккейных – братьев сделать? Ну, вроде тех, что у тебя в Усть-Урюпинске. Чтобы все были как один игрок, понимаешь? Один мощный игрок.

– Да не примут они меня, Петрович, в раздевалке через зубы здороваются.

– Примут, Андрей, еще как примут. Лелеять будут. Вот увидишь! 

В дверях тренерской засветился чей-то силуэт. Засветился и исчез.

– Серый, – рявкнул Петрович, – заходи! Заходи, говорю! И остальным скажи, чтоб  заходили, детский сад, прямо. Да заходите вы уже! Матч на носу, а вы проверку на слух завалите… Садитесь.

Команда в полном составе вошла в тренерскую. Красавцы, один к одному. Все из столичных клубов. Они – будущая основная сборная. Не первый год вместе, спайка железная. Я среди них как лесной медведь, из тех, что из чащи взяли да прямо на ярмарку на показ привели. «Неужели Петрович сдаст? – пронеслось в голове. – Зачем я ему только открылся?»

– Меня, Андрюха, знаешь, как в свое время в сборной встретили? – Как ни в чем не бывало продолжал тренер, обращаясь ко мне. – Кнопкой канцелярской мой приход отметили. Я – на лед, чувствую что-то не так, а что, не разберу. Шайбу веду, матч ответственный, ворота от меня уже в полуметре. Защитник промахивается и вместо шайбы его клюшка к моим конькам летит. Я с налета подпрыгиваю, а кнопка тут возьми да и повернись – и всем острием в пятку. С полуметра в открытые ворота промазал. Позор! Стыд такой, хоть провались. Сделал вид, будто ходить не могу. Санитары со льда уносили. Тоже, как и ты, все бросить порывался. Но превозмог, остался. Секрет тут есть.

Петрович обвел всю команду взглядом:

– Слышите? Секрет! Всех касается! Помните, как Серый в сборную вливался. Помните? О том же самом тогда говорили. О том, как всю команду братьями сделать. Всех до единого! Это Наука! От каждого из вас всё зависит. От каждого! И от тебя, Серый, и от тебя, Славка, и от тебя, Андрюха. От всех!

Серый как-то сник, голову понурил. Я на него смотрю, а внутри не по себе, жалко вдруг его стало. После случая с Буффало вообще видеть его не мог, а тут жалко.

– Это у тебя в Усть-Урюпинске, в дворовой команде, все друг другу братья, – рубил с плеча Петрович, – а здесь – все гении, здесь поработать придется, – при упоминании Усть-Урюпинска Серый сник окончательно.

 «А ведь он мне тогда дорогу к воротам расчищал, – вдруг озарило меня, – собой меня от Буффало выгораживал. Срезал бы в ворота, был бы гол. А я на его спасение бросился. Супергерой!»

– Поработать! – продолжал Петрович. – Попотеть! Как на тренировке, сечете? Нет? Слушайте! Первое: о своей персоне во время игры не думать. Вот ты, Андрюха, даже, когда Серого спасал, ты ведь, сам того не замечая, видел себя героем да как Серого к себе расположить заботился. Такое не проходит!

Второе: важен настрой на общий успех. Вы – команда, самые близкие друг другу люди, как родные. Когда все заиграете как один – команда станет непобедимой. Есть в единстве что-то такое, чего словами не объяснить. Это выше всего, понимаете? По секрету – это даже выше, чем сама победа, чем сам хоккей со всеми его кубками вместе взятыми. 

Хоккей – предлог, а сплоченность – главное! Она вообще в жизни самое главное, пацаны. Оставайся, Андрюха, – посмотрел мне Петрович прямо в глаза. 

– Оставайся, – донеслось сбоку, я обернулся, это был Серый. 

– Оставайся, Андрюха, не прогадаешь! – хлопнул меня по плечу Славка.

– Оставайся, Андрюха, – понеслось со всех сторон, – Петрович слов на ветер не бросает. Что было – то в лед закатаем!

– Я вам «закатаю», – рявкнул Петрович, – всем на поле, бригада «закатчиков»! – глаза Петровича как-то подозрительно заблестели, да и не только у него, признаться. – Устроили тут мелодраму, – уже тише буркнул тренер, – тоже мне, мыльная опера…

Ну что ж, оставаться, так оставаться! Держитесь парни, брататься будем!