Прости меня, брат

Я стоял и смотрел на свое поле. В этом году будет хороший урожай. 
Я уже десять лет сеял гречиху на своих 120-ти гектарах. Нынче дождей почти не было, и по прогнозам ближайший месяц также будет засушливым.

Перед тем, как ехать домой, я заехал на ремонтную базу и, встретив там Колю, спросил, готов ли трактор.
– Да, все нормально! Контакты на аккумуляторе почистили, свечи поменяли, масло долили. Можно забирать, – сказал Коля.
– Сколько я должен?
– Тебе со скидкой – две с половиной. А ты когда начнешь?
– Да как мотовилу подготовлю, так и начну.
– Наймешь кого?
– Зачем? Сам буду работать. Утром и вечером. Надо следить, чтоб плодоножки не ломались под мотовилой, тогда и урожая больше собирается.
– А покупатель есть уже или на рынок повезешь?
– Я с Андрияновым опять договорился.
– Ну да, порядочный мужик. Мы сколько раз ему технику чинили, рассчитывается четко и в срок.
– Вот и я о том же. Я завтра с утра заеду, трактор заберу.
– Хорошо, я Серегу предупрежу.
Попрощавшись с Колей, я пошел в магазин купить сигарет. Сегодня работала Люба.
– Привет!
– Здорово!
– А что за гости к тебе приехали? – вдруг спрашивает она.
– Какие гости? Я не в курсе. А ты откуда знаешь?
– Да Галина, ваша соседка, заскакивала. Говорит, что возле вас какой-то огроменный джип стоит.
– Не знаю, что за джип. Я весь день в поле, телефон там не ловит, – я немного встревожился: «Кого там еще принесло?».
Я рассчитался и вышел. И только сейчас посыпались СМСки. Жена звонила несколько раз. Я сразу перезвонил.
– Ой, Андрюш! Звонила тебе! Ты, как всегда, вне зоны доступа. Брат твой приехал! Дима!

Я на секунду замолчал и застыл в шоке. Вот уж кого я не собирался ни видеть, ни встречать никогда в жизни. Зачем он явился? Не виделись двадцать лет, еще бы столько его не видеть.
– Алло? Ты слышишь меня?
– Да, я уже еду, – раздраженно ответил я и закрыл экран.
Пока подъезжал к дому, все думал, что ему здесь надо? Мы уже давно не братья, он абсолютно чужой мне человек. И сейчас он в моем доме. Я доехал до калитки и резко затормозил. Прямо возле ворот стоял огромный черный Форд Экспедишн. Я вышел из машины и вошел в дом.
– А вот и Андрей! – радостно встретила Света.
Дима привстал, протянул руку:
– Ну что, здорово, брат!
Он сильно изменился. Наполовину седой, хотя и пятидесяти еще нет. В приличном костюме.
– Здорово, – нехотя ответил я.
– Давненько не виделись, Андрей.
– Да уж, давненько. Ты какими судьбами? – я посмотрел ему в глаза, и он отвел взгляд.
– Да вот, на родину потянуло.

Похоже, Света почувствовала холод в моем голосе. А я его и не скрывал.
– Ну что, давайте я накрою на стол быстренько, а вы пока в гостиной посидите. Проходите, Дима, в гостиную! – предложила она.
– Я пойду переоденусь, – сказал я.

Когда я зашел в гостиную, Дима рассматривал фотографии на серванте.

– У тебя двое пацанов уже?
– Да, – сухо ответил я.
– Сколько лет?
– Тринадцать и десять.
– Как назвал?
– Стас и Лёшка.
Наверное, он ждал, что я тоже спрошу о нём, но мне не были интересны ни он, ни его жизнь.
– А этот дом давно построил? – продолжал он.
– Как женился, так и построились. Пятнадцать лет уже.

Разговор между нами точно не клеился. Я всё не понимал, зачем он здесь и когда об этом скажет. Сам спрашивать я не хотел. Зашла Света, позвала за стол. Мы сели. С ним в основном общалась Света.
Оказалось, что живет он в Ульяновске, в собственном доме на берегу Волги. Жены и детей нет. Весь в делах, в бизнесе. Целый завод по изготовлению упаковки для бытовой техники.

– Так вы оба предприниматели, оказывается! – бросила Света. – Андрей – фермер, а у вас – свой завод!
– Получается так, – улыбнулся он.
Возникла неловкая пауза. И тут Дима поднялся со словами:
– Ну ладно, спасибо большое за гостеприимство! Пора мне! Андрей, можно тебя на пару минут?
Мы вышли во двор, и я закурил.
– Куришь? – спросил я.
– Нет.
– Так ты что приехал-то? – я все-таки не удержался.
Он долго молчал и еле слышно ответил:
– Умираю я, Андрей.
– Как это умираешь?
– Рак у меня.
– А разве рак сейчас не лечат? – И тут я впервые обратил внимание на то, как он выглядит: худой, лицо бледное, темные мешки под глазами и весь какой-то съеженный. – Давно болеешь?
– Два года уже. Сначала в правой почке опухоль нашли. Ездил в Израиль, там вырезали, химиотерапия и все такое. Вроде выздоровел, а полгода назад – вторая почка. Я был в Москве, сказали, что уже ничего нельзя сделать. Опять полетел в Израиль, оттуда тоже отправили домой. Метастазы уже пошли, говорят, осталось два месяца жить, в лучшем случае три, – голос у него был тихий и сдавленный.
Я не знал, что ответить.
– Знаю, Андрей, ты сильно обижен на меня. И есть за что. Я понимаю. Хотел просто увидеться с тобой. У меня же, кроме тебя, никого больше нет, – он опять замолчал.

Я хотел было поддержать его, но не смог найти подходящих слов.
Иногда я представлял себе нашу встречу и что я ему наговорю… Но никогда и в мыслях не было, что встретиться придется при таких обстоятельствах.

– Можешь дать мне ключи от родительского дома? – неожиданно спросил он. – Хочу зайти, посмотреть дом, где родился и вырос.
– Да, сейчас вынесу, – и я вошел в дом. Все ключи висели на веранде. Я нашел связку от родительского дома и вынес.
– Здесь все ключи: и от дома, и от сараев, и от бани. Там бурьяном все заросло, но в доме все, как было при родителях, так и осталось. Ничего не трогал.

– Спасибо тебе. Я занесу, – и он зашагал к калитке. Я только услышал, как затарахтел дизельный движок Форда, и машина уехала.

Давнишние воспоминания вскрыли старую боль и обиды. Вспомнил, как отец ему сказал, чтоб ноги его здесь больше не было. На улице уже припекало, надо было заниматься мотовилой, а настроения никакого не было. Я зашел в дом.

Уже с порога Света встретила меня со словами:
– Ты зачем себя так вёл?
– Как так?
– Не по-человечески! К тебе родной брат приехал. Вообще, как так: мы с тобой женаты пятнадцать лет, а я в глаза его не видела! И сейчас ты с ним через губу разговариваешь. И ждешь, когда он уйдет. Что с тобой?
– Ты не знаешь, кто он такой, – отмахнулся я. – Он только сейчас, когда умирает, вдруг вспомнил, что у него есть брат.
– Он что, умирает?
– Да, рак почек у него. Одной почки уже нет. А со второй ему пару месяцев осталось.
– Господи, даже перед его смертью ты не можешь с ним нормально поговорить? Что ты за человек такой, Андрей? Что у тебя вместо сердца?
– Ты его не знаешь! – вскрикнул я. – Ты не знаешь, сколько горя он принес родителям! Ты не знаешь, сколько я от него натерпелся! И сейчас, перед смертью, он приехал, и я должен любезничать с ним? Так, что ли?
– Андрей, – жена смотрела мне в глаза, – твой брат умирает. Да что он такого натворил, что перед смертью нельзя его простить? – воскликнула она.
– Много чего натворил! – рявкнул я и, чтобы больше не препираться, вышел на улицу.

До вечера я смазывал мотовилу. Все это время история с Димой меня никак не оставляла. Наше детство и отрочество отрывочными кадрами прокручивались в моей памяти. Видимо, ко мне как к младшему (между нами 3 года разницы) родители были более снисходительны. И он считал, что совершенно незаслуженно я – любимчик в семье. Завидовал мне, ревновал и, как мог, мстил мне за это. Частенько избивал, пока родители не видят. Пользовался тем, что он старше и сильнее.
Но еще обиднее было то, что Света, которая в первый раз его видит, вдруг встала за него горой.

– Ну, бросай уже все! Пошли ужинать! – услышал я сзади голос жены. – Звонила сейчас Стасу, все у наших мальчишек хорошо там в лагере. Кормят сытно, каждый день на Волгу водят. Детям очень нравится.
– Ну и хорошо! – ответил я. – Минут десять еще и заканчиваю.
Я помыл руки в бочке на огороде и зашел в дом. Стол бы уже накрыт. Мы молча сели ужинать. Я чувствовал, что Света все еще дуется на меня. Я даже усмехнулся про себя: «Надо же, появился откуда не возьмись. Еще и с женой рассорил. Видимо, судьба у меня такая – терпеть его до конца».

В дверь постучали.
– Можно?
– Ой, привет, дядь Леш! Проходи за стол, ужинать будем! – позвала Света.
Я встал, и мы поздоровались.
– Спасибо! Мы только поужинали. Я здесь на диване посижу.
– Дядь Леш, мясо у нас заканчивается, – проговорила Света. – Ты быка, случаем, не режешь?
– Так вот я как раз по этому поводу и зашел. Хожу и заказы собираю. Взвесил я его, 520 килограмм уже. Поспел малый.

Дядя Леша был родным братом отца. Он выращивал бычков. Покупал на ферме месячных телят и откармливал их. Когда они доходили в весе до полтонны, продавал на мясо. Больше чем на год, он процесс не затягивал, иначе бык начинал обрастать жирком, а на жирное мясо спрос никудышный.

– Вам сколько надо?
– Да, как обычно, килограмм 20, – ответила Света.
– Ну так, может, обменяемся на барана? Как в прошлый раз, Андрей?
– Можно и так, – согласился я.
Один баран, в среднем, 20 килограмм и весил. По такому бартеру мы с дядей Лешей иногда обменивались. Он мне – говядину, а я ему – баранину.
– Что-то пацанов ваших не видать.
– В летний лагерь отправили, под Ульяновск.
– А, вон оно как! – дядя Леша странно мялся, как будто еще что-то хотел сказать.
– Представляешь, Андрей, значит, сидим мы с Татьяной, полдничаем, – начал он издалека. – И стучат в дверь. «Заходи, кто пришел!» – кричу. И представляешь, кто? –  Димка! Димка заявился.

– И к тебе, значит, приходил, – буркнул я себе под нос.
– Ну да, говорит, и к тебе заходил, ключи взял от родительского дома. Посидели мы, поговорили. Большой человек он, оказывается, в городе завод у него целый.
– Он рассказывал, можешь не пересказывать, – наверное, дядя Леша тоже уловил мое раздражение.

Я поужинал и встал из-за стола.
– Пойдем, покурим, дядь Лёш, – мы вышли на улицу и сели на лавку. – Будешь с фильтром? – предложил я ему.
– Нееет, у меня свои, без фильтра. О чем с Димкой еще говорили? – спросил он.
– Да ни о чем, так, пустые разговоры.
–  Дааа, – протянул он. – А ведь помирает он, Андрей.
– Знаю.
Дядя Леша придвинулся ко мне и начал тихим голосом уговаривать:
– Помириться бы вам надо. Братья вы родные. Он, видишь, приехал. Может, в последний раз, – дядя Леша глубоко затянулся и продолжил. – Меня попросил, мол, сходи, поговори с Андреем. Помириться он хочет с тобой. Перед смертью. Понимаешь?
– Дядь Леш! То жена меня терзает по его поводу, то ты теперь пришел. Ну что вам надо от меня?! Ключи от отцовского дома я ему дал, хотя мог и не давать.
– Да при чем тут ключи?! Простить ты его должен! Вот зачем он приехал! Двадцать лет уже минуло с той истории. Пора и забыть уже.
– А я не могу забыть, и всё тут! – резко оборвал его я.
Дядя Леша немного отстранился, затушил сигарету. Потом опять повернулся ко мне:
– Не по-человечески это, Андрей, не по-христиански. Нельзя так. Немыслимо это, – зло держать бесконечно. Сколько времени уже прошло. Кстати, Нинка сама виновата тогда была.
– Хватит, дядь Леш! – я вскочил, услышав эти слова. – Я ничего не хочу слышать! Ты хочешь, чтобы я простил его? А он сюда мне, – я ударил себя по груди, – топор воткнул. И это на всю жизнь! Никаких чувств у меня нет, и ничего поделать с собой не могу. Может, и хотел бы, но не могу! – я почти перешел на крик.
– Ну умирает он, понимаешь? Умирает.
– А мне что с этим делать? Меня он уже давно убил. И ничего братского у нас не осталось, – я опять сел на лавку и уже чуть тише произнес: – Он сам убил нашу братскую связь.
Дядя Леша немного помолчал. Потом встал:
– Ну, смотри сам. Он попросил, – я сделал. А дальше вы сами уже, – махнул он рукой. – Ладно, пойду я. Ещё дотемна несколько заказов соберу.

Дядя Леша ушел, а я остался сидеть. Закурил еще одну сигарету… А перед глазами худое лицо Димы. Вроде столько времени прошло, а как будто всё это было вчера. Вспомнил Нину, и вся злость снова вспыхнула во мне багровыми красками.
– Ты расскажешь мне, что у вас случилось с братом? – прервала мои мысли жена. – Что эта за история? И Нина? Кто такая? Я все слышала.
Света присела рядом. Я никогда ей ту историю не рассказывал, да и зачем? Но сейчас решил все выложить.
– Нина – это моя первая любовь. Мы еще со старших классов были вместе. Нина Тимофеева.
– Это которые возле магазина живут?
– Да. Игорь – это ее брат. Мы пожениться хотели, когда вернусь из армии. Она письма мне писала, я отвечал. А потом письма перестали приходить. Я писал, а ответа не было. Служил я далеко, в Иркутске. Ночами, помню, не спал, переживал. Потом матери написал, спросил про неё, а мать в ответ пишет: «Не дождалась она тебя, с кем-то гуляет».

Я остановился. Вдруг вспомнил, как получил то письмо. Был на дежурстве в столовке. Прочел его, и мне стало плохо: поверить сразу не мог. Повторял про себя: «Не может быть, не может быть …».
– После того письма, – я опять заговорил, – безразличным всё стало. У меня внутри всё оборвалось. Раньше я считал дни до дембеля, а теперь домой даже возвращаться не хотел. Просто ехать было больше некуда, вот и вернулся. Сначала хотел встретиться с ней, поговорить, а ребята в клубе сказали: «А ты знаешь, с кем она? С Димкой, с братом твоим!».
– Господи, он что, у тебя невесту увёл?! – ахнула Света.
– Как услышал это, прибегаю домой, ищу его, а он возле бани. «Это правда?» – спрашиваю, а он такой смотрит на меня, улыбается и говорит:
– Да ты можешь забрать ее обратно! Она мне больше не нужна. По-братски тебе возвращаю.
И тут у меня планку снесло. Я бросился на него, а он вонзил мне локоть в грудь. Я упал, дыхание сбилось. Не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Корчусь у его ног, а он смотрит на меня сверху вниз и говорит: «На кого ты замахиваешься? Ты как был никем, так никем и остался! И всегда будет так! Ты – никто! Понял меня? Никто!».

Света потрясенно молчала.
– Зачем он это с Ниной сделал? – спросила она.
– Специально, назло мне сделал. Она вовсе ему была не нужна. Он этим хотел меня растоптать. Понимаешь, он завидовал мне всю жизнь, к родителям ревновал. Считал, что они несправедливо обделяют его вниманием и лаской по сравнению со мной. И за это он меня постоянно гнобил, даже бил меня не раз.
– Так он что, через Нину мстил тебе за это «неравноправие»?
– Да, вот так он на мне отыгрался. В общем, как отец узнал обо всем об этом, выгнал его из дома. С тех самых пор он больше не появлялся.
– А мать что же?
– А мать страдала. Когда отец умер, она нашла его, связалась с ним, но он даже на  похороны не приехал. А когда уже мать померла, я вообще ему не сообщил об этом. Вот и вся история. После той подлости, которой он искалечил мою душу, я вычеркнул его из своей жизни, как будто вовсе не было у меня брата. – Я повернулся к жене и спрашиваю:
– А теперь что ты скажешь?
Света помолчала немного и говорит:
– Подлец, он, конечно. Совсем паскудно поступил.
– Вот и я о том же. Так что давай закроем эту тему.
Мне стало чуть легче. Теперь и Света знает эту историю. Мне показалось, что она меня поняла.
– Пойду я, Андрей, не засиживайся! – Света погладила меня по плечу и пошла в дом.

Перед глазами снова и снова возникали те самые картины из прошлого. Нина, ее письма. Дима и его слова. Я тряхнул головой, чтобы сбросить с себя эти мысли и воспоминания. «Хватит!» – и тоже пошел в дом.
Ночью плохо спал, скорее, просто дремал. С утра съездил за трактором и пригнал к дому. Решил сходить на речку, с удочкой посидеть. Всю жизнь я рыбачил на одном и том же месте: небольшой земляной утёс, берег немного заросший камышами. Я всегда туда бросал прикорм.
Закинул удочку, речка была небольшая, шириной метров пятнадцать. На другом берегу росли ивы, а дальше шли поля местного хозяйства. Там засевали траву для покоса. Она вырастала по пояс.

Неожиданно сзади раздалось знакомое тарахтение. Я обернулся и опять увидел тот самый джип.
Дима вышел из машины и подошел ко мне:
– Так и подумал, что ты здесь. Я ключи занес, а Света говорит, ты на рыбалку ушел.
В этот момент я захотел высказать ему все, что о нем думаю. Я встал и сразу бросил:
– Дим, скажи, зачем ты приехал?! Не было тебя двадцать лет, ну зачем ты появился?! Чего ты хочешь? Я столько лет пытался забыть ту историю. Столько раз прокручивал в голове, что я тебе скажу, если встречу. И, как только тебя вспоминал, чувствовал себя растоптанным, как тогда возле бани, когда валялся у твоих ног! Зачем ты опять появился в моей жизни?! – я тяжело дышал, а он испуганно глядел на меня. Хотел что-то сказать, но не решался. Видимо, он не ожидал такого поворота.
– Андрюха, я – сволочь, последняя сволочь, я это знаю, – произнес он. – Но у меня никого больше нет, кроме тебя. У меня никого и ничего больше нет. У меня и жизни-то нет. Я, как вышел в последний раз от врача, там и понял это.
Мне показалось, что его руки дрожали, а голос был умоляющим. Я стоял перед ним, а он сел на траву и закрыл лицо руками. Потом поднял глаза:
– Ты помнишь, у дяди Леши зеленая «копейка» была? Он проезжал по улице и пыль поднимал. И потом минут двадцать она оседала. Я чувствую, будто моя жизнь так и прошла, как пыль, – за двадцать минут, – Дима говорил медленно, и, кажется, даже не мне. Он говорил это себе. – Ничего в ней не было, просто бестолковая суета. Вроде жил, все время куда-то бежал, что-то строил, с кем-то спорил, ругался, а вдруг, раз, и все оборвалось, – в одно мгновение я превратился в маленькое и жалкое существо.

– А я тут причем? От меня чего ты хочешь? – уже чуть тише спросил я.
– Помириться с тобой хочу. Чтобы добрые мысли обо мне у тебя остались, чтобы не держал ты на меня зла, чтобы умереть человеком, а не скотиной. Каждый божий день о тебе думаю, спать не могу больше, есть не могу и умереть тоже не могу, – и голос Димы задрожал.
Я сел на траву, как будто из меня воздух выпустили. Столько наговорить хотел, но вдруг почувствовал, что глупость все это. Так и сидели молча вдвоем.
– Вот странная штука, – он усмехнулся, – никогда не думал, что жизнь закончится. Ведь есть же начало и конец всему. Почему я не жил каждый день как последний? Тогда с самого начала я бы думал о других. Каждый день о том, как добро делать, – для других. Как любить, как отдавать… себя отдавать. Чтобы о себе не думать… иначе все пустота и пыль. Вот это я понял там, в больнице.
Мы смотрели друг на друга.

– Прости меня, Андрюха! За все прости! Братом хочу тебе быть. И умереть по-человечески, без этого камня, который у меня вместо сердца.

В этот момент неожиданно поднялся ветер, и по реке пошли волны. Поплавок запрыгал, и я схватился за удочку. Ивы зашумели. Я ничего не мог сказать, и он тоже.
– Оставь свой телефон, – только и смог выдавить я.
– Я Свете визитку оставил. Надеюсь, свидимся ещё.
Он встал и пошел к машине, а я не оборачивался, смотрел на свой поплавок и крепко сжимал удочку. Шум движка был все дальше и дальше.
Прошло три дня. Я все время думал о Диме: как я ему позвоню и что скажу. Я окончательно запутался, потому что с каждым днем все больше и больше рождались во мне незнакомые братские чувства. Он уже не был мне чужим. И Света просила позвонить. И дядя Леша снова заходил.
Я набрал его поздно вечером в среду, но телефон был выключен. Потом позвонил с утра, – то же самое. Набрал через пару часов, а телефон опять не отвечал. Уже Свете сказал, что дозвониться не могу, а в сердце нарастала тревога.
А после обеда звонок, и у меня первая мысль: «Дима перезванивает!» Беру телефон, а на экране незнакомый городской номер. В трубке женский голос:
– Здравствуйте, это Андрей Пахотин?
– Да, это я.
– Я вам звоню из второй городской больницы. Ваш брат Дмитрий Пахотин оставил ваш телефон. Я должна вам сообщить, что ночью он скончался.
Я не мог произнести ни слова, внутри все сжалось. Беспомощно осел на лавку.
– Алло? Алло? Вы меня слышите?
– Да, – прохрипел я.
– Вы сможете сегодня приехать и оформить документы на вашего брата?
– Да, – опять выдавил я. – Я сейчас выезжаю.
– Ждем вас.

Женщина положила трубку, а у меня задрожали руки, и я выронил телефон. В висок билась горькая мысль: «Господи, я не успел. Я не успел ему позвонить. Я не успел с ним поговорить». Безнадежный стон вырвался откуда-то из глубины моего сердца. Это даже был не стон, а какое-то придыхание боли, которая выходила из меня с тяжестью и со скрипом.

  Выбежала Света.
– Это не Дима звонил?
– Нет, – еле слышно ответил я. – Из больницы звонили. Дима умер.
Света ахнула и ничего не сказала, только села рядом. И сидели мы молча минут десять.
– Надо в больницу ехать, – голос мой совсем осип.
– Вместе поедем, – сказала она.

 ********

 Мы похоронили Диму рядом с родителями. После поминок я вернулся на кладбище к его могиле. Сердце всё время ныло. Я сел на траву рядом со свежим холмиком, взял в руки сырую землю. Был тихий, тихий ветер, и трава шелестела на могилах. А в голове бились его слова: «Каждый день как последний. Ничего не остается, кроме добра и любви. Всё остальное – пыль».
Слёзы потекли по щекам, и я заплакал в голос. А губы сами шептали вместе с ветром: «Прости меня, Дима. Прости меня, брат».