Я бежала в колледж настолько быстро, насколько могла бежать девушка на высоких каблуках. Я опаздывала. Опаздывала на класс оркестра. Первый раз за четыре года учебы. Опаздывала не потому, что проспала, просто сломался автобус.
Влетев в холл, я пронеслась мимо вахтерши, не поздоровавшись. Ключ от кабинета моего преподавателя, где хранился аккордеон, уже был наготове. Секунда, и инструмент на мне. Осталось спуститься на репетицию в зал этажом ниже.
На лестнице я чуть не упала. Вечный мой страх, оступиться на каблуках с аккордеоном на ступеньках и провалиться вниз, сбылся. Я падала. Меня чудом подхватил проходивший мимо преподаватель:
– Куда ты так летишь? Инструмент разобьешь!
– Я опаздываю на оркестр, – задыхаясь, прохрипела я.
– Ого! Ну, удачи…
– Спасибо! – хотя в удачу уже не верилось. Опоздать на оркестр? Да лучше сразу умереть.
У двери в актовый зал я помедлила, сердце билось уже в ушах. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоить дыхание. Не помогло. Так и вошла. Попыталась осторожно прокрасться к сцене. Но студенты стали поворачивать головы в мою сторону. Естественно, незаметно с громадным аккордеоном на сцену не проникнешь.. На это обратил внимание и дирижер. Он обернулся, посмотрел на меня и резко произнес:
– Выйди вон!..
Это был Дмитрий Георгиевич, мой преподаватель по специальности, по дирижированию и руководитель оркестра, в котором я играла. Я была единственной студенткой, у которой он преподавал все три спецпредмета, и поэтому требовал от меня в три раза больше, чем от остальных.
Синхронизация
Не часто вспоминаю я эту историю, но зато довольно часто возвращаюсь мысленно на свою первую репетицию оркестра. Мне было пятнадцать лет, я поступила в музыкальный колледж. Всё здесь казалось удивительным и интересным.
В тот день вместе с другими первокурсниками я поднялась на сцену. Мы стояла молча и смотрели, как старшие студенты рассаживаются по своим местам, переговариваются, настраиваются. И тут пришел Дмитрий Георгиевич. Он взмахнул дирижерской палочкой:
– Туш для первокурсников!
Оркестр заиграл приветственный туш для нас. Все радовались вновь прибывшим музыкантам. Тогда я в первый раз услышала оркестр, в котором мне предстояло играть все годы учебы в колледже. Это было невероятно! Музыка захлестнула меня волной, мурашки побежали по телу. Я удивилась тогда, как они все вместе так слаженно играют, неужели и я смогу стать частью этого?
И смогла. Правда, пришлось учиться. В первую очередь нам объяснили, что в оркестре ты обязан слушать не себя, а других музыкантов. И это один из самых важных моментов. Ты должен концентрироваться не на себе, а на других, вплетая свою игру в общую ткань произведения. Только так можно достичь полного и гармоничного звучания.
На долгих репетициях мы учились правильному взаимопониманию и взаимодействию в оркестре, учились отменять свое «я», чтобы синхронно играть вместе. В оркестре вообще нет «я», если ты не солист, конечно. В оркестре всегда есть только «мы».
Помню, как перед началом игры Дмитрий Георгиевич всегда поднимал дирижерскую палочку, и мы все, не моргая, смотрели на него. Замирали, задерживая дыхание, чтобы вдохнуть затем вместе с ним. И так, в едином настрое всех музыкантов начиналась
Взаимопонимание без слов
Это чувство сложно передать словами, но оно незабываемо. Ты ощущаешь себя частью чего-то удивительно цельного и высокого и полностью растворяешься в музыке, порождаемой общими усилиями и эмоциями.
К четвертому курсу я научилась понимать участников оркестра без слов. Хватало лишь полувзгляда, полувздоха, едва заметного движения головы.
Прошло ровно двадцать лет. Вспоминая наш оркестр, я чувствую, насколько мне не хватает этого в жизни. Не хватает этой синхронности, этой тонкой гармонии между людьми, взаимопонимания. Почему мы не можем в нашей повседневной нашей жизни так взаимодействовать, думать, творить, понимая и дополняя друг друга? Скольких проблем между людьми можно было бы избежать.
Что же касается той истории с опозданием, – с таким позором я смириться не могла. Этажом выше находилась старая звукорежиссерская будка. Ее давно не использовали, но она служила балконом для студентов, которым не хватало места в зале на концертах. Там было довольно большое окно, через которое можно было наблюдать сверху, что происходит на сцене.
После того, как строгий дирижер меня выгнал, я еле выпросила ключ от этой будки у вахтерши. Пришлось три раза извиниться перед тетей Валей за то, что так бесцеремонно пролетела мимо нее и даже не поздоровалась: «Как некультурно! Мы же люди искусства!»
Снова поднявшись наверх, я расположилась в будке, чуть не вываливаясь вместе с аккордеоном из окна, и стала играть. Надо было видеть лица студентов, когда они меня заметили. Никто не мог сдержать смеха, кроме Дмитрия Георгиевича, конечно. Но гроза миновала.
– Наташа! – крикнул он мне, – Ты что там делаешь?
– Играю, – невозмутимо ответила я.
Он махнул рукой:
– Ладно, спускайся уже и садись на место.
Все-таки я не простила бы себе, если бы пропустила хоть одну репетицию оркестра.
