Не мог уступить – не умел и не хотел

Валеру я встретил возле кафе «Таис» на Советской. Мы давно не виделись, и я был очень рад встрече. Пятнадцать лет назад я был свидетелем на его свадьбе с Татьяной. Спрашиваю:
– Как сам? Как Таня?
Он замялся:
– Да никак… Разводимся….

Я аж поперхнулся:
– Да вы что, с ума сошли?! Вы же со школы вместе! А Леша как же?
– Пока судимся… Она не хочет, чтобы я с сыном встречался. Может, спустимся в «Таис»? – кафешка была на цокольном этаже.
– Пойдем, – говорю.

Таня приехала к нам в восьмом классе. Ее отца, тогда майора, перевели из Чебуркуля в Сызрань служить. Валерка в нее сразу влюбился. Они стали встречаться. И до конца школы были вместе.

Валерка – очень скромный, мужественный. Она всегда веселая и жизнерадостная. Их как будто приклеило друг к другу. Они поженились через месяц после выпускного. Обоим было по семнадцать. Родителям пришлось специальные справки-разрешения писать в ЗАГС.

Я был свидетелем всей их любви – какой-то особой, тихой и трепетной. В первый раз увидел, как они целовались, только на свадьбе. Они никогда не выставляли напоказ свои отношения. Очень редко Валера на людях брал ее за руку. И всё. Только по их взглядам можно было определить, что они – одно целое.

– Куриный плов, «Оливье» и пол-литра «Виноградной», – заказал Валерка. Официант ушел, а мне всё не терпелось спросить, что случилось, но было как-то неловко. 

Валера начал сам, как будто услышав мой молчаливый вопрос:
– Не знаю, как это случилось. Всё шло постепенно, как-то само собой. Хуже и хуже с каждым годом. Знаешь, как чувства притупляются? – он вопросительно посмотрел на меня.
– Но вы же так любили друг друга? Как вы могли это потерять? Я так завидовал тебе. Я ведь так никого и не полюбил. Не было у меня такого. А вы как из фильма мечты…
– Сказки голливудские! – он резко меня оборвал. – Вся эта любовь… Она испаряется. Веришь-нет, я помню только плохое. Ничего с этим не могу поделать. Иногда сажусь, специально пытаюсь вспомнить, что же хорошего было? А всплывает только плохое. 

Валера замолчал, как будто заново что-то переживая, и продолжил:
– Как-то раз орали друг на друга, уже не помню из-за чего. Лехе лет пять тогда было. Он свое лего строил, потом подбежал, взял меня за руку, ее за руку и начал громко рыдать. Плакал так, как никогда больше не плакал, и всё просил: «Мамочка, папочка, не ругайтесь, не надо!» – на глаза Валерки навернулись слезы. 
Он положил руки на стол, потом убрал. Не знал, куда себя деть. А я подумал, какой же болью их крики отзывались в пятилетнем ребенке. 

Официант принес салат и графин водки. Валера разлил, натянуто улыбнулся:
– Сто лет с тобой не пили! Ты сам-то как?
– Да, у меня все стандартно, – отвечаю, – второй раз женат. Детей пока нет.

Должен ли мужчина уступать женщине в отношениях?

Мы выпили, закусили. В «Оливье» было многовато картошки.
– Как-то поругались из-за отпуска, – продолжил Валера, – она в Анапу хотела, а я – к родителям, помочь дом достроить. Мы уже пару дней бодались, и я добил: «Тебе бы только полуголой перед мужиками вертеться на пляже! Езжай одна, может, найдешь кого – останешься. Возле моря будешь жить. Красота!» После этого она замолчала. Оделась и ушла.

Я вдруг почувствовал, какое унижение испытала Татьяна после этих слов. Но в тоне Валерки не было никакого раскаяния, только злость:
– Она меня настолько раздражала в последнее время… Какая там любовь? – он налил себе еще. Официант принес плов.

Я тихо спросил:
–Ты же никогда таким не был. Что с тобой произошло? С чего началось?
– Да, любовь начала куда-то пропадать, – Валера выпил. – Когда все чувства ушли, осталась пустота. Вот и заполняли мы ее руганью. Она искала, как больнее меня уколоть, а я – ее. После той ссоры я не звонил, мне было плевать, где она. Появилась через четыре дня, молча собрала вещи. Я тоже молчал. Услышал, как хлопнула дверь. Оставила какие-то бумажки на комоде. Уже вечером я взглянул, это была медицинская выписка….

Валера даже охрип при этих словах. Уже не стесняясь, поднес платок к глазам.
– Она аборт сделала. Мы долго пытались второго родить. Всё не получалось. Я даже не знал, что она беременна. Ты понимаешь? Она мне ничего не сказала! Она просто убила нашего ребенка. Оставила специально бумажки, чтобы больнее было. Чтобы я сам прочитал эти врачебные каракули.

Валера опять замолчал, потом перешел на угрожающий шепот:
–Ты говоришь любовь? А я скажу, уничтожила нас эта любовь – нас обоих и нашего ребенка. В конце я уже ни в чем не мог уступить. Понимаешь? Не мог, и всё тут! Она говорила – белое, а я обязательно – черное. Знаешь, как дурак! Просто не мог уступить. Не умел и не хотел. Она говорила – сладкое, а я говорил – горькое. И так во всем. Теперь она еще и Лешку хочет забрать у меня…

Валера надолго замолчал. Мы допили свои пол-литра. Поднялись на улицу. Закурили.

Передо мной был потерянный, разбитый мужик, весь пропитанный ненавистью. Как будто он утонул в злобе к своей жене и никак не мог из этого выйти.

Мы попрощались. Я пошел на остановку, а Валера обратно спустился в кафе. У меня были странные чувства от встречи, какое-то глухое разочарование. Я вспоминал их танец на выпускном, потом на свадьбе. Счастливее людей просто не было. И вот во что это сейчас превратилось.

Валера сказал, что не умел, не мог и не хотел уступать. И я вдруг понял, что развелся так же. Как баран себя вел, не уступал ни в чем. Как будто какие-то позиции оборонял: тупые, глупые, мелкие. Помню, как по минутам следил, когда жена от подруги вернется. И не дай Бог, на пять минут позже. Истерики устраивал.

Что будет, если не уступать? 

Как-то позвали родителей на ужин и заспорили, готовить второе горячее или нет. Мы так рассобачились, что я неделю с ней не разговаривал. Из-за чего? Из-за котлет с картошкой! Вы представляете?

И еще тысяча таких мелочей, тысяча таких обид, которые не давали нормально жить. Сейчас вспоминаю – и смешно, и тошно одновременно.

Да и со второй женой я до сих пор не умею уступать. Мне иногда кажется, что отношения – это как животное. Если его не кормить взаимными уступками, то это животное превратится в дикого зверя, который сожрет всё – и тепло, и близость. Всё превратит в руины равнодушия. Не останется ничего. Даже ненависти не останется. 

Не знаю, можно ли вообще научиться уступать? Но если не уступать, я точно знаю, чем всё кончается.

Я стоял на остановке, издалека видел, как Валера вышел из кафе. Его уже пошатывало. Он закурил и пошел своей дорогой. Одинокий человек, которого никто не ждет.