Синее платье

 Я сильно зажмурила глаза, (чтобы бабушка, войдя, подумала, что я еще сплю), отвернулась к стене и уткнулась в ковер.
– Доця, вставай! – услышала я немного осипший бабушкин голос.
Мне совсем не хотелось вставать так рано: сейчас же каникулы…
– Ах да, каникулы же! – пронеслось в моей голове, и я вскочила с кровати.
Ведь мы договорились с Наташкой встретиться во дворе пораньше. Я ее обожала, – свою подругу Наташку. Я быстро умылась, оделась и уже стояла возле входной двери.
– Алиночка, детка, ты куда? А завтрак?
– Потом, бабулечка, – ответила я ей и открыла входную дверь. – Мы с Наташей договорились встретиться.
И я с мольбой посмотрела на бабушку.
– Наташа подождет, – загадочно, почти шепотом сказала она.

– Письмо пришло, – с волнением в голосе сообщила бабушка, – из редакции «Юные звезды». Мечта сбылась, – и она стала что-то напевать.
Бабушка радовалась, как ребенок, а у меня от волнения, что я опоздаю на встречу с Наташей, заболел живот.

Моя мама училась в Москве на артистку, поэтому в ожидании, пока она станет знаменитой, я жила у бабушки.
Бабушка мечтала и из меня сделать яркую личность, хотя я мало понимала, что это такое, и вообще не любила выступать. Когда-то в молодости моя бабушка пела в местном клубе и даже ездила на гастроли. Но потом, когда родилась моя мама, она полностью посвятила себя семье.
– Вот, – бабушка показала мне белый конверт.
Я протянула руку за конвертом, но бабуля положила его в карман.
– Прочтем после завтрака, – с улыбкой сообщила она мне.

Она положила конверт в центре стола и придвинула ко мне тарелку с оладушками.
– Талантам нужно помогать продвигаться, – ласково глядя на меня, сказала бабушка.
Я очень быстро съела оладьи с вареньем.
– Бабулечка, можно мы потом конверт откроем? Меня Наташа ждет во дворе.
Она кивнула мне, и я, перескакивая через ступеньки, помчалась к подруге.

Через пару часов я получила от бабушки сообщение: «Доця, я неважно себя чувствую, иди домой». Мое сердце затрепетало от волнения, – бабушка была для меня всем, я любила ее всей душой. Конечно, я стремглав помчалась домой и, когда зашла в комнату, она дремала в кресле.
– Хорошо, что быстро вернулась, – слабым голосом сказала она. – Принеси мне письмо, пожалуйста, будем читать вместе, Алиночка.

И она надела очки.
Я не сводила глаз с ее пухлых рук с ярко-красным маникюром. Бабушка так долго открывала конверт, взмахивая руками, как фокусник, что я заерзала на стуле от нетерпения. Мой телефон задребезжал в кармане джинсов.
«Наташа ждет» – подумала я и покраснела от напряжения, но не посмела ответить.
И вот, наконец, она начала читать.
– Мы благодарим вас за участие в нашем конкурсе юных поэтов, – медленно начала бабушка и с гордостью посмотрела на меня.
– Желаем вам продолжать писать! – декламировала бабушка с улыбкой. И даже подмигнула мне, мол, знай наших.
– И предлагаем вам принять участие в нашем конкурсе, – продолжала бабушка (мои ладошки стали влажными от волнения) – на следующий год!
– Как на следующий год? – повторила бабушка с недоумением.
Потом она закашлялась, и ее лицо стало красным. Она продолжала так кашлять, что я даже испугалась.
Я постучала ладошкой по ее спине и принесла воды. Одним залпом она выпила всю воду и решительно встала с кресла. Протерла фартуком очки и уверенно сказала: «Мы поедем, доця! Тут просто какая-то опечатка».
И она резко пошла в спальню, а я побежала за ней.
– Бабушка, Наташа ждет меня, она обидится, я пойду, ладно?
И я показала ей дребезжащий телефон.
Бабушка хладнокровно нажала на функцию «разговор закончен» и поволокла меня в спальню.
Я сморщилась от обиды. А бабушка открыла шифоньер и достала из него свое выходное синее платье с прадедушкиным орденом «За победу» и театральную сумочку с бисером, в которой хранились деньги. Я всегда восхищалась этим ритуалом.
– Едем сейчас или никогда, – командным тоном сказала бабушка.

И вот мы уже в «Артеке». Но… в голове у меня Наташка, которая обиделась и не хотела слушать мои объяснения.
А бабушка крепко держит меня за руку. Огромные белые банты и новые лаковые туфли на вырост мешают мне двигаться. Я еле успеваю за бабушкой.
Перед сценой нам загородил дорогу охранник, но бабушка решительно двинулась дальше, волоча меня за собой.
– Уважаемая, – обратилась к нам женщина в белой футболке со значком на груди.
– Сюда нельзя посторонним!
– А мы не посторонние, – уверенно ответила ей бабушка и протянула белый конверт.
– Но вам же ответили, что на следующий год, – женщина с недоумением посмотрела на бабушку.
– До следующего года я вряд ли доживу, – тихо сказала бабушка и медленно опустилась на траву. Ее лицо покрылось капельками пота.
– Бабуленька, бабулечка, – испугалась я и заплакала.
– Хорошо, хорошо, не волнуйтесь так. Я попытаюсь вам помочь, – пообещала нам эта женщина. И принесла бабушке стул.
– Бабуль, я не хочу выступать, не хочу! Давай вернемся домой… Тебе же плохо, а вдруг ты умрешь? – И я еще громче заплакала.
– Не реви, – строго сказала она. – Я еще до твоей свадьбы доживу, – и она мне подмигнула.
– Наташка обиделась, не хочет со мной разговаривать, – сквозь слезы продолжала я убеждать бабушку.
– Вот выпейте воды, – услышала я голос за спиной.
– Ваша внучка будет выступать первой. Я все уладила, – сообщила нам женщина в белой футболке.
Я испуганно прижалась к бабушке, меня даже затошнило от страха. Мне совсем не хотелось выступать.
Бабушка бодро встала со стула и, крепко взяв меня за руку, направилась к сцене.
– Доця, ничего не бойся, ты со мной, – сказала она мне и подвела к микрофону.

Я дышала в микрофон и никак не могла начать говорить. В горле пересохло от страха.
Мне стали хлопать и подбадривать из зрительного зала. А я крепко вцепилась в бабушку и закрыла глаза.
Бабушка с нежностью обняла меня и шепнула: «Начинай! Я рядом».
Медленно раскачиваясь, (как учила меня бабушка), протяжно и очень громко я начала читать свои стихи:

  Мамочка, я знаю, что ты рядом.
  И тепло твое всегда со мной.
  Поделюсь с тобой я шоколадом,
  Поделюсь цветущею весной.
  Мы с бабулей вырастим тюльпаны.
  И тебе, родная, отнесем.
  Рядом ты, я знаю, без обмана.
  Звездочкой тебя мы назовем…

А дальше я забыла и от напряжения разрыдалась в голос в микрофон.
Но бабушка не растерялась и дочитала третье четверостишие громко и с выражением.
Зал взорвался аплодисментами.
– Браво! Браво! – кричали из зала.
Я виновато смотрела на бабушку, а она, раскрасневшись от удовольствия, низко кланялась зрителям.
– Спасибо вам, дорогие, спасибо! – долго благодарила она публику, а я пряталась за ее спиной и не могла дождаться, когда это все закончится.

В автобусе бабушка с широкой улыбкой, как бы случайно, вынула из сумки красочный документ, который нам выдали после выступления. И громко, не обращая внимания ни на кого, стала читать.
– Это грамота моей внучки за участие в поэтическом конкурсе, – объяснила она всему автобусу. – И это откроет нам двери в будущее, – ее глаза сверкали от радости.

Какое будущее рисовала мне бабушка, я не поняла. Я просто была счастлива, что все уже позади.

Моя детская жизнь на этом закончилась. Я все реже играла с друзьями. С Наташкой пару раз поболтали по телефону, но встретиться не было времени. А по телефону – всего не расскажешь…
Бабушка возила меня на лучшие выставки художников, в театры. Нас пригласили выступать на местное телевидение. И я уже без запинки читала пока единственное свое стихотворение, а бабушка пела романсы.
– Так мило! Бабушка с внучкой, какая прелесть! – восхитилась одна женщина на очередном выступлении.
Нас так и объявляют: «Выступает бабушка с внучкой».
Все лето мы участвовали в концертах. И мне это даже стало нравиться. Аплодисменты, похвалы. Нам дарили цветы и конфеты, детские игрушки. И я уже сама начала верить, что я особенная, талантливая.
Но с какой же тоской я смотрела, как играют мои одноклассники во дворе. И как мне хотелось быть там, с ними! И еще… поболтать с Наташкой… Но она перестала отвечать на мои звонки. Времени на игры у меня уже не было. Да и звать меня перестали.
– Бабуля, мне так плохо без Наташки и всех наших, я так скучаю по ним…
Но бабуля только отмахивалась.
– Будут у тебя новые друзья, доця, не переживай.

Лето пролетело очень быстро, и вот я уже обычная ученица 5-го «Б» класса. Я с такой радостью мчалась в школу, представляя, как встречусь со всеми подружками и с Наташкой….

Татьяна Ивановна, наша классная, встретила меня первой и обняла меня как-то особенно.
– Сегодня ты откроешь нашу торжественную линейку, – с улыбкой предупредила она меня и повела к сцене.
Я стала растерянно искать бабушку, но ее нигде не было. Мои ладошки опять стали мокрыми от страха. И когда директор школы объявила мое имя, я окаменела от ужаса. Но на меня в упор смотрели десятки глаз.
– Алиночка, иди, дорогая, – подталкивала меня Татьяна Ивановна.
Я с трудом поднялась по скрипучим ступенькам деревянной сцены, судорожно пытаясь вспомнить первую строчку стихотворения. Вокруг была такая тишина, что у меня пробежал холодок по спине. Я искала глазами бабушку, но не находила. И тогда я предательски разревелась. Раздался гул, смех и пара хлопков.
– Спасибо дорогая, не переживай, – бодро успокаивала меня директор школы.
Я обреченно вернулась к шеренге, где стояли мои одноклассники, и вдруг… услышала, что они обсуждают меня.
– Звезда, – ухмыльнулся Вадик и засвистел так, что директор пригрозил ему с трибуны.
– Позорище, лучше бы вообще не выходила на сцену, – услышала я издевки моих одноклассниц за спиной.
– Да какая же она писательница, девчонки, у нее же по русскому одни тройки, – съехидничала Наташка, моя когда-то любимая подруга. Сейчас она казалась мне чужой и противной.
– Да что вы понимаете! Вы все бездари, – выпалила я и с силой дернула Наташку за косу.
Она взвизгнула и наступила мне на ногу. От боли у меня потемнело в глазах.
Мне хотелось исчезнуть, раствориться, только бы не чувствовать этого позора. Я еле дождалась, пока линейка закончилась и, прихрамывая, незаметно ушла со  школьного двора.
Возле дома на скамейке, спиной ко мне, сидела бабушка с соседскими старушками.
– Ниночка, талантам нужно помогать, – громко вещала моя артистичная бабушка своей подруге, – я еле уговорила директрису дать Алиночке возможность выступить перед всей школой, – услышала я.
Я резко остановилась… и, покраснев, быстро ринулась в другую сторону от дома.
– Так это бабулечка мне все это подстроила, – с отчаянием думала я и еще решительнее припустила подальше от дома.
– Та еще звезда, да у нее одни тройки по русскому, – перекривляла я Наташку, на ходу глотая слезы.
– Сама дуууура! – громко крикнула я в пустоту.

И вдруг неожиданно увидела напротив Татьяну Ивановну, нашу классную.
Я свернула в другую сторону и попыталась убежать, но сильно болела нога, на которую наступила Наташка.
– Алиночка, не убегай, прошу тебя, прошу, – звала меня учительница, тяжело дыша от быстрой ходьбы.

Татьяна Ивановна догнала меня и обняла. Я замерла: от нее пахло мамиными духами.
– Мамочка, – зарыдала я в голос, – вы пахнете, как моя мамочка… Я так скучаю по ней! И свое стихотворение я написала только ей! Ей одной! Понимаете? Мне совсем не нравится выступать. И Наташка права: ну какая из меня поэтесса? У меня по русскому и литературе одни тройки, – всхлипывала я. – И все мои друзья меня презирают, Наташка, моя любимая Наташка…. И я не хочу быть звездой. Татьяна Ивановна, не хочу! Понимаете?
Я замолчала от невыносимой боли и обиды. Но потом продолжила:
– Я потеряла своих подружек, которых так любила, а сейчас они меня ненавидят, и это невыносимо.
– А знаешь что? Пойдем-ка в луна-парк, – мягко предложила мне Татьяна Ивановна.
– Я с детства обожаю туда ходить, – продолжала она с улыбкой.
И вот мы с Татьяной Ивановной, как две девчонки, катаемся на чертовом колесе. И визжим от страха, как ровесницы.
– Знаешь, Алина, я когда-то занималась гимнастикой, и у меня дома до сих пор хранятся кубки и медали, – рассказывала она. – Но однажды зимой я поскользнулась, сломала ногу и повредила руку. И все! Мне хотелось умереть, потому что гимнастика, которая для меня была смыслом жизни, закончилась. Но моя мама сказала мне: «Зато сейчас у тебя будет время на детство». И ты знаешь, она оказалась права. У меня появилось время на подруг, на общие игры и общие переживания, на проявления помощи и взаимной заботы. Мы и сейчас дружим и поддерживаем друг друга. И это дороже всяких кубков и медалей. Так что возвращайся в школу, мы все тебя ждем. Никто тебя не презирает, не бойся, – шепнула она мне на ухо. – А с бабушкой я сама поговорю, не волнуйся.

На следующее утро я с опаской тащилась в класс. В коридоре было тихо, я прислушалась и раскрыла двери. И вдруг… Татьяна Ивановна и все дети захлопали мне навстречу. От неожиданности я остановилась как вкопанная. Я боялась поднять голову, боялась посмотреть на Наташку. Но она неожиданно встала, подошла ко мне и обняла. И я тоже обняла ее. И впервые за долгое время почувствовала себя счастливой.

– Я скучала по тебе – прошептала я.
– И я тоже – улыбнулась Наташка.
Дети тоже подходили и обнимали меня. И я чувствовала, как же мне хорошо с ними и радостно. Я с благодарностью посмотрела на Татьяну Ивановну. Ее глаза тоже светились от радости.
– Дети, спасибо Алине и Наташе, и всем вам, – с улыбкой сказала Татьяна Ивановна.
– Мы выучили сегодня еще один жизненный урок. Мы поняли, что никакие таланты и никакая слава не заменят нам наших друзей и радость общения. Ваша дружба останется с вами на долгие годы. И вы еще будете и своих детей учить дружить и дорожить этой дружбой. Потому что настоящий успех в жизни приходит к тому, кто умеет строить и хранить добрые связи с другими людьми.
И она нарисовала на доске огромное сердце.
Впервые за все эти месяцы я была просто счастлива, и мне хотелось прыгать и смеяться.

 Эпилог

А вечером я, наконец, все рассказала бабушке. Бабушка тяжело вздохнула и сказала: «Это я во всем виновата доченька! Прости меня, дуру старую». И она замолчала.
Впервые я видела ее такой растерянной и старенькой.
– Бабулечка, не переживай, – мое сердце сжалось от жалости к ней. – Может, когда-нибудь я напишу о тебе что-нибудь. И я ей весело подмигнула.
Она всхлипнула, а я побежала в спальню. Там, в шифоньере скучало свидетельство наших радостей и удач, символ семейного успеха – прекрасное синее платье.
Я надела это платье с дедушкиным орденом, вышла и стала кружиться по комнате.
Когда бабушка увидела меня в своем синем платье, она смахнула слезу и заулыбалась.
– Доця, тебе очень идет синий цвет, и ты уже такая взрослая, – и она умиротворенно откинулась на спинку кресла.