Если любим – понимаем без слов

Закарпатье – территория многоязычная. В моей семье говорили на венгерском. Но большинство из поколения наших родителей без труда общались на трех, пяти и более языках. Когда растешь в такой среде, для тебя на всю жизнь остается естественным восприятие языка как средства контакта, а не инструмента для раздоров. 

На книжной полке у нас в доме было очень много словарей. Я часто пользовалась «Словарем иностранных слов». А когда на медфаке надо было зубрить латынь, к моим избранным прибавился словарь с интересным названием – «Крылатые выражения на латыни». 

Что за словами

Первый конфуз с любимым мною русским языком произошел, когда я поступила в университет. Нас, студентов, послали на месяц работать на фабрику по изготовлению печенья и поставили на конвейер. 

В первый же день один из рабочих, проходивший мимо, что-то сказал нам сквозь зубы с такой ненавистью, что мы потеряли дар речи. Его слова были, как дробь, как пули, вонзившиеся в нас, хотя мы не поняли ни одного из них. Рабочий скрылся, а в нас осталось ощущение, что мы здесь чужие, как минимум, из презираемой касты. Так слова ранят.

Тогда я впервые задумалась, как важна интонация, намерение, с которым произносятся слова. Для чего они сказаны? Что стоит за ними? Даже не понимая смысла, не зная языка, мы мгновенно ощущаем воздействие на нас говорящего.

Позже я не раз с этим сталкивалась. Если с кем-то хорошо и комфортно, нам нравится его язык. Мы с удовольствием спрашиваем, что значат те или иные слова. Пытаемся преодолеть акцент при произношении. Но если с кем-то невыносимо, – мы не любим и его язык. 

Как в ракушке жемчужина

В Израиле, когда я начала учить иврит, в мою жизнь вошла доброта, которая ощущалась за и между словами. Это был язык открытого, дружелюбного взаимодействия. Позже мне стало понятно, почему с самого первого урока я так его воспринимала. 

На курсах языка для новых репатриантов нас встретила молодая загорелая учительница. Процесс обучения со стороны выглядел странно: она стояла у доски, писала слова и при помощи пантомимы объясняла нам их значение. 

Как бы мы ни просили, Орит ни под каким видом не соглашалась переводить иврит через английский. И мы подолгу обсуждали каждое слово, – порой, даже букву, – чтобы уловить точное его значение.  

Среди нас были перфекционисты, которые в своем стремлении к совершенному владению языком мучились сами и мучили нас. Особенно трудно нам приходилось со словами, аналогов которым просто не существует в других языках.

Понятно, это совсем не помогало. Но каждый раз к концу урока, как чудо, как в ракушке жемчужина, в нас заново рождались слова и понятия, которые всё больше сближали нас, – мы раскрывали их вместе. 

В конце концов мы оценили упрямое нежелание Орит помочь нам учить иврит через другие языки. Её подход воспитывал в нас терпеливое, сосредоточенное внимание к усилиям каждого. В классе сложились настолько доброжелательные отношения, что мы чувствовали себя одной семьей. 

Слышать сердцем

После учебы у меня было еще много трудностей с ивритом, пока он не стал для меня основным языком в общении и профессии. Я не устаю восхищаться его простотой, лаконичностью, логикой и глубиной. Уникальный язык, направленный на максимальное взаимопонимание между людьми. 

Через год пребывания в стране меня допустили к работе в качестве помощника хирурга. И вот – дежурство в операционной глазного отделения. Третий час ночи. Я сосредоточенно смотрю в микроскоп и жду команды оперирующего врача, чтобы передать ему необходимый инструмент. Вдруг слышу: «Сциссор». В иврите это слово мне еще не встречалось. Я замешкалась. 

Коллега не заметил, как из-за напряжения перешел на родной английский и нетерпеливо быстро-быстро бубнит одно и то же: «Сциссор, сциссор, сциссор!» А я уже не дышу и не двигаюсь, не понимая, что ему нужно. И тут слышу, как медсестра, работающая с ним годами, очень тихо и деликатно шепчет мне на ухо: «Ножницы». Нет слов, как я была ей благодарна. И за подсказку, и за то, как это было сделано.

В операционной у времени особая цена. Ты не можешь спокойно открыть словарь и, не торопясь, отыскать варианты перевода. Вскоре я получила еще один урок, – чтобы лучше запомнила, – но не только на знание иврита. 

Я уже сама оперировала, когда однажды ко мне на операционный стол лег приятный пожилой человек. Всё шло как по маслу. И вот в самый кульминационный момент операции, когда глазное яблоко открыто и очень чувствительно к малейшей помехе, я вдруг слышу тихий голос старика: «Я ухожу».

«Куда ты можешь уйти? – думаю я. – Ты же привязан!» Но он снова повторил те же слова, только тише. Мои руки повисли в воздухе. Я до мозга костей ощутила какой-то первобытный страх смерти, который окутал старика. И сразу же пришло ощущение мощной поддержки от моей команды, – мы давно понимали друг друга без слов. 

Анестезиолог уже начал массаж сердца, сестра готовила шприц. Кажется, мы даже дышали в унисон. Некому было стереть пот с моего лица, но мне уже ничего не мешало. Я наложила последние швы. 

На следующий день старик бодро читал в моем кабинете таблицу проверки зрения. А я навсегда запомнила, что слушать нужно не ушами, а сердцем.

Языку чувств не нужны словари

Шли годы. Волей случая я стала переводчиком – иврит, русский, английский и венгерский. И чем опытнее становилась в этой новой роли, чем быстрее и точнее звучал мой перевод, тем более крепло во мне убеждение: для взаимного понимания нам требуется нечто кардинально иное, нежели отличное владение языками. Само по себе это не обеспечивает и не гарантирует плодотворного сотрудничества. 

Для того, чтобы понять другого, – соседа, партнера, государство, – мы должны, во-первых, хотеть его понять, а во-вторых, отдавать себе отчет, что нам это жизненно важно. Слишком уж переплетены наши судьбы в современном мире. И для этого необходимо освоить один-единственный язык, который сближает всех, – язык искреннего участия. 

Мы говорим на разных языках, но чувствуем одинаково: боимся, любим, страдаем. У наших болезней одни и те же симптомы, а у радости одни и те же признаки. На уровне чувств мы понимаем друг друга без словарей и переводчиков. Если только хотим этого. 

Но пока еще не хотим. Пока тех, кто стремится к взаимопониманию, гораздо меньше тех, кто владеет несколькими языками. Пока мы каждый сам по себе. Вот причина всех наших проблем. 

В новом, будущем мире, я уверена, будут жить те, кто захочет и научится относиться к другим как к себе, и детей своих этому научит.