Москва: территория равнодушия

Москва. Огромный мегаполис. Вместе с областью – 20 миллионов человек. Впервые я побывал в Москве в 2000-м. Все тогдашние впечатления уже стерлись. Во второй раз – когда поехал к известному врачу в попытке вернуть себе зрение. Я уже почти ничего не видел, и меня сопровождал мой товарищ Слава. Эти впечатления забыть невозможно.

Началось все прямо на Казанском вокзале. Как только мы вышли из вагона, тут же попали в огромный поток людей. Для меня это было неожиданно. Я немного зазевался и тут же услышал сзади: «Поберегись!» Что-то сильно ударило в подколенную чашечку. Я почти упал.

– Ну, куда ты прешь?! Человек не видит! – закричал Слава.

– А какого черта он здесь делает? – мужик толкал перед собой вокзальную тачку для багажа и ему было плевать на всех. 

Немного подождав, пока утихнет боль, я стиснул зубы, и мы поплелись дальше. Теперь я еще и хромал. При входе в метро – огромная людская пробка. Все спешат. Очередь в кассы. Я крепче взялся за плечо Славы. Если перестану держаться – потеряюсь. Или затопчут. 

Подошли к турникетам. Всегда их боялся. Пару раз уже было такое, что меня зажимало. Но Слава договорился с работником метро, и нас пропустили. Пошли к эскалатору. Слава говорит: «Как скажу, сделай шаг вперед!» А я чувствую, как сзади напирают. Вдруг кто-то наступил мне на ногу. У меня срывается ботинок. Я не успеваю среагировать. Толчок в спину. Не удерживаюсь на ногах. Падаю на колено. Сзади кто-то падает на меня и орет.

«Стойте, человек упал! Он не видит!» – кричит Слава. У меня жуткая паника. Еду по эскалатору головой вниз. Мужик с меня слезает. Я встаю. Слава отодвигает меня в сторону. Люди бегут мимо нас, не останавливаясь. Я еду без ботинка. Рука дрожит на плече у Славы. Сердце вот-вот вырвется. Говорю Славе, что у меня ботинок наверху потерялся. 

Пытаюсь увидеть, когда нужно сделать шаг, чтобы сойти с эскалатора. Чувствую, Слава тоже весь в тревоге. Соскочил нормально. Слава пристроил меня внизу в стороне от людского потока и поехал вверх искать ботинок. Я никак не мог успокоиться. Кругом толпа. Все бегут. Настолько спешат, что даже на эскалаторе не стоят ни минуты. 

Понятно, что ботинок нашелся не сразу. Мы снова встраиваемся в поток. К вагонам метро огромные очереди. Еле успеваем зайти. Двери как-то очень быстро закрываются. Такое ощущение, что поезда тоже настроены под этот бешеный ритм. Не успел – значит опоздал. «На обратном пути возьмем такси. Я туда больше не пойду», – говорю я Славе, кивая на метро. Он смеется. 

А во мне все чувства перемешались: и страх, и стыд, и сожаление, и боль. Но поверх всех этих ощущений меня переполняло чувство близости и огромной благодарности к товарищу. Без раздражения, без нервов, без единого резкого слова он делал то, что считал нужным. Если бы не его плечо, меня бы затоптали. Буквально.

Почему все постоянно бегут? Неужели эта беготня способна заглушить в нас все человеческое? Почему в суете мегаполиса мы готовы забыть обо всем, что делает нас людьми? 

Я вспомнил ту свою поездку в связи с тем, что сейчас с нами происходит. Весь мир сейчас ищет вакцину. А мне кажется, всё совсем наоборот. Этот коронавирус и есть вакцина. Вакцина от беготни. От равнодушия большого города. От безразличия к людям, к их судьбам. Вакцина, которая заставила нас остановиться и прийти в себя. 

Не только Москва, но и все мы были поражены какой-то жуткой инфекцией, которая постоянно заставляла нас бегать. Подменяла нам жизнь. Всё переворачивала с ног на голову в нашем восприятии. Сам человек становился не важным, не нужным, не различимым. Это надо было остановить.

Теперь у всех есть время успокоиться. Подумать, куда бежишь. Зачем бежишь? Счастлив ли ты в этой своей беготне? Может быть, ты бежишь от самого себя? Или от тех, кого ты любишь? А ты кого-нибудь любишь? У тебя есть время кого-нибудь любить? Думать о ком-нибудь, кроме себя? 

…В Москве мне тогда так и не помогли. Ничего не изменилось. Никаких улучшений. Это был мой последний рывок в погоне за утраченным зрением. Я тоже остановился. И все эти вопросы начал задавать себе. Постепенно находил ответы. А та поездка врезалась мне в память еще и потому, что мой друг показал мне тогда, как это – относиться друг к другу по-человечески.