Между людьми существует внутренняя связь
Пашку вырастил дед. Бывший шахтер, стахановец, партиец и ветеран войны. Родители, геологи, все время «в поле». А Паша с дедом. А у деда не забалуешь. Все строго. По необходимости мог и руку приложить.
Но это по необходимости. Про себя же Паша знал, – дед в нем души не чает. Только для него, для Паши, и живет.
– Между людьми облако должно быть, – говаривал дед, сидя с удочкой на берегу их любимой запруды.
– Какое такое облако? – удивлялся Паша, невольно вглядываясь в небо.
– Когда тебя к человеку притягивает, и все тут. Ощущение такое. Ты вроде даже и не хочешь, а тебя к нему тянет. Как две капли воды в одну сводит. Паш, да ты леща-то подсекай, уйдет ведь, окаянный.
Паша подсекал.
Но внезапно подсекло и деда. Ушел во сне. Фронтовые ранения скосили. Просто заснул, и все.
Паша тогда 10-й закончил. После выпускного под утро возвращается, а дед не откликается. Паша понял все, а принять не мог. Зовет, тормошит: «Вставай, дед! Воскресенье, рыбалка у нас с тобой…» Молчит дед.
Деда не стало, а Паша все с ним мысленно расстаться не может. Бывает, сделает что да и представит: «А дед бы одобрил?»
В далекие 90-е он с ребятами джинсы на продажу вываривал. На рынке деньги шли потоком. Голова кругом. «Вот бы дед за меня порадовался!»
А ночью ему сон. Стоит дед на рынке, сгорбленный, с клюкой да кулаком ему, Пашке, грозит.
– Что ж ты, спекулянт, такое делаешь, а? Да разве я ради того на фронте головы не жалел, чтобы внук мой сейчас на рынке обносками торговал? Да лучше б я в том танке подбитом остался! Тьфу ты, стыдоба-то какая!
– Деда, сейчас время другое, – мямлил себе под нос Паша.
– Какое такое другое? Спекулянт он и есть спекулянт… Ох, и непутевый же ты у меня, Пашка. На длинный рубль, как лещ на наживку. Когда ж ты у меня повзрослеешь-то?
Невидимая связь
Паша повзрослел. Выучился. Доцент, кандидат наук. Старался. Уж очень ему хотелось, чтоб дед был им доволен. На биофак пошел только из-за дедовой рыбалки. Считай, все детство вместе с дедом на запруде провел. Среди природной тиши и благодати, рядом с речной живностью.
И про облако Паша никогда не забывал, продолжая говорить с дедом. Советовался по любому поводу.
– Дед, тут Сан Саныч меня на диссертацию толкает. Название, знаешь, какое? «Электронное облако», представляешь? Оно из валентных электронов состоит. Атомы между собой отталкиваются, а оно, это облако, их в одно целое, в молекулу связывает. Ну прям, как у людей, помнишь, как ты рассказывал? Может, так и доберусь я до твоего облака, а дед?
Паша на биофаке звезда. Лучший на всем пятом курсе. В аспирантуру первый претендент. Точнее, он и Зиночка Цветкова.
– Паш, а почему у твоей диссертации название такое романтичное – «Электронное облако»? – заигрывала Зиночка. Паша интересовал её гораздо больше, чем биология.
– Это потому, Зин, что за этим облаком целый мир огромный. Оно молекулу в равновесии держит. А от нее и клетку живую, и нас с тобой. Чтобы я на тебя сейчас смотреть мог и мороженым из студенческой столовки угощать.
Зина Паше нравилась, легко с ней было, весело. Что-то вроде дедова облака он к ней чувствовал. На выпускном весь вечер вместе танцевали. Пока Сан Саныч в свой кабинет его не позвал. «По поводу аспирантуры, наверное, – обрадовался Паша. – Значит, порядок. Отсрочка от армии железная».
– Паш, тут такое дело, – начал Сан Саныч, – на аспирантуру одна разнарядка только пришла, понимаешь?
– Понимаю, – ничего не понимая, отвечает Паша.
– Я все, что мог, Паш, но у Зины, того, сам знаешь, дядя зав. кафедрой…
– И что?
– В общем, в аспирантуру только Зина попадает.
Дальше Паша Саныча уже не слышал: «Нет, не может быть!» И сейчас он на Зинку даже смотреть не мог. Внутри как будто кто-то чужой поселился. И облако, которое он чувствовал к ней, куда-то пропало?
– Что ж это такое, дед? Это куда же твое облако растворилось, будто и не было его вовсе?
Связи не обрываются
Служить Паша попал в Бурятскую АССР, на границу с Монголией. Незадолго до отъезда Зина нашла Пашу в подсобке у Сан Саныча.
– Не уходи в армию, Паш. Давай отчислюсь я из аспирантуры этой. Твое это место, не мое. Понимаешь, родители меня все время со степенью прессуют, а по мне, так гори оно все. Только из-за тебя тогда на аспирантуру заявку и подала. Не уходи в армию, Паш. Оставайся!
– Да нет, Зин. Спасибо. Дед мой отступные не уважал. Пусть уж будет, как есть. Со мной тут катавасия такая происходит… В общем, разобраться мне в себе надо, Зин. Может, оно и к лучшему… Писать будешь?
На границе тишина. Сидят в «бобике» лейтенант и двое солдат. Один пистолет и два автомата. Паша за рулем, он еще на дедовом «Запорожце» на права успел сдать.
Со вторым солдатом что-то не то, крутит его, морщится от боли.
– Гриш, болит что?
– Обойдется, все в порядке.
– Дай-ка я гляну, биолог все-таки, – Паша нажал внизу живота, Гриша подпрыгнул, боль нестерпимая. – Аппендицит. В любой момент может начаться перитонит. Надо срочно в больницу.
Паша за рацию, а она не реагирует, молчит, даже не хрипнет.
– Товарищ лейтенант, в санчасть надо срочно!
– Какая санчасть, Сидоров! Самовольно границу без дозора оставить? Здесь армия, не водолечебница.
– Не дотянет он, товарищ лейтенант!
– Без паники! Обойдется, переболит, не барышня.
«Как быть, дед?» – волнуется Паша. И дед без промедления отвечает: «Как быть, как быть?! Товарища спасать, во как быть! Не до субординации тут, Пашка. Газуй что есть силы!»
Паша ключ в зажигание.
– Стоять, рядовой! Под трибунал пойдешь!
– Да хоть под вышку, товарищ лейтенант! Гришку в санчасть надо.
Лейтенант за кобуру, Паша по газам. Педаль до упора. Лейтенант так и полетел, не вытащив руку из кобуры.
В санчасть успели вовремя, Гришу сразу на операцию. А рация тут взяла да и заработала. Пашу сначала на разборки, а оттуда под трибунал. Из одного заседания в другое водят.
Следователи, понятное дело, хотят все закрыть побыстрее. Сделку предлагают. Обещают наказание скосить, если на рацию ссылаться не будет. Вот уж и слух прошел, мол, старший прокурор сам лично с ним разговаривать хочет.
«Дед, меня к генеральному. – Молчит дед. – К главному прокурору меня, дед! – Ни слова. – Да что ж ты молчишь, дед! Я ж все, ну, как ты меня учил, все чин чином, по совести. Почему же валится на меня все со всех сторон, дед? За что?»
Молчит дед. Молчит, как тогда после выпускного в десятом. Просто молчит, и все.
Связь сердец
Ночью таки приснился. Сидит на табуретке, тянет «Беломорканал» да на сизый дымок жмурится. Паша к нему:
– Знаешь, дед, я тебе вот что скажу! Посадят меня – не посадят, а все равно мне, дед, слышишь? Все равно! Мне только одно знать надо, дед, только одно! Вот ты для меня и отец, и мать, и бабка повитуха. Все ты для меня.
А я-то для тебя кто, дед? Ведь ты порой бранил меня почем зря! Когда и по шее мог. Кто я для тебя, дед? Или обузой был на старости лет? Или как, дед?
Дед не пошевелился, только затянулся поглубже. Весь в дымке сизой сидит:
– Да что ты, Паш, какая обуза! Ты – самое лучшее, что у меня в жизни было. Ведь что я вообще в жизни видел, Паш? Да ничего! Война да шахта. Ты для меня единственный свет в окошке. То самое облако, о котором я тебе рассказывал. Ради тебя только и жил.
Замолчал дед, затянулся, снова задумался.
– А если, Паш, по шее когда, так ведь это я… В общем, человека я хотел в тебе воспитать, Пашка, понимаешь? Настоящего! Чтоб за другого горой встать мог, сечешь? И не только если он кум, сват, брат, Паш, – за любого! Только за то, что человек он, понимаешь?!
Это оно и есть, облако! Ведь если так все друг за друга встанут, Паш, представляешь, какое над всеми облако будет? Это все равно, что в казну страны вдруг миллиарды чистого золота вольются. Да где там страны, в казну всего мира, всей вселенной, всей природы! Везде такая благодать будет, ну как у нас в запруде. Помнишь, поди?
– А то! – Пашка все помнил.
Облако связи между нами
На утро Пашу к генеральному. Прокурор седой такой, полковник, на деда смахивает. Он что-то Паше говорит, а Паша все про деда вспоминает, про облако. По бокам у Паши конвой, а в душе незабудки.
Прокурора Паша не слушает вовсе. Какая уже теперь разница!
Сознание только обрывки фраз выхватывает: «Рация бракованная… действовал по необходимости… диагноз правильно поставил… товарища спас…»
– В общем, оправдали тебя, Пал Андреич.
Оправдали? Неужели не ослышался?
– Как оправдали?
– Так, оправдали. И такое, брат, бывает. Да ты и сам не промах. Ну просто вылитый Степан Силыч – дед твой. Я с ним в молодости в одном забое уголь рубил. Ох, и крут же бывал, добрая ему память. Вроде тебя, за других все ратовал.
Паша только глазами хлопает.
– Товарищ полковник, вы что? На самом деле? Вы, того, деда моего знали?
– А то! Еще как! Он забойщика Ваню в последний момент из штольни выволок. Еще бы секунда и обоим крышка. Мы кричим: «Назад!» А он в штольню. Успел. Навроде тебя, черт упрямый. Одна порода.
Ваня-забойщик потом еще целый месяц в горячке каким-то облаком бредил. Все твердил, что между ним и твоим дедом облако есть. Вроде, когда привалило его и выбраться никакой надежды не было, он тогда это облако почувствовал. А вслед за облаком и дед твой, Степан Силыч, появился и Ваню наружу доставил.
Степан не раз о каком-то облаке, что между людьми, поминал. Да никто в толк никак не мог взять, где оно это облако.
У Паши дар речи отнялся, а полковник продолжал:
– Я вот для чего, собственно, тебя позвал, Пал Андреич. Тебя тут из министерства в Питер, в аспирантуру, срочно требуют. У них там какая-то Зина отчислилась. Тебя теперь ждут. Слушай, профессор, а не дедово ли облако ты через науку ищешь?
– Так точно, товарищ полковник!
– Так оно что получается, Ваня правду тогда талдычил, не бредил?
– Чистую правду, товарищ полковник.
– Поди ж ты! Ай да Степан Силыч! Ну, кто бы мог подумать! Хотя, знаешь, сейчас вспоминаю, многие чувствовали в Степане что-то такое, что людей к нему притягивало. Может, он так и жил, с этим облаком…
Общее информационное облако и вкладывать нужно стараться только позитив и общее намерение на сближение на благо всем.
Читается на одном дыхании!
Рассказ правдивый. Это облако существует. Нам всем необходимо это облако ощутить. Оно принесет нам счастье.
И поскорее, не ожидая пока нас накроет совсем другое облако, несущее собой беду.
Прекрасный рассказ, счастливый Пашка, тоже хочу такое облако ощутить, и жить в нём проявляя заботу о других.
Оторваться не могла до самого конца… Скупо, по-мужски написано, а так ярко всё видится. И дед, и запруда, и лещ на леске… И газик с молоденьким солдатиком, и упрямый Пашкин подбородок с ямочкой посередине…
Живые они, твои герои, вот выпустили их в жизнь, и они зажили каждый своей жизнью в душах читающих… Герои одни и те же поначалу, а жизнь разная у них получилась… Мы их в свои краски одели и породнились.
И это, наверное, главное, что может произойти с автором, когда его герои отделились и зажили своей жизнью в жизнях живых людей…