Грузия. Дорога ведет к древней крепости Ананури.
– Имя знаменитого мастера-каменщика Давида до сих пор эхом разносится в горах Ананури, – рассказывает наш гид Гия, скорее товарищ, чем просто экскурсовод.
Я, моя жена Вика и наша маленькая дочка едем на экскурсию. Горы вокруг чем-то напоминают подъем в Иерусалим. По пути – небольшая забегаловка с хинкали.
– Здесь обедали члены Президиума Верховного Совета СССР, – сообщает Гия.
Заходим.
Девушка на кассе протягивает Гие чек:
– Оршабати, – говорит она.
– Гия! Это же на иврите – «свет моего шабата»! – удивляюсь я. – Девушка, вы из наших?
Гия смеется. – «Оршабати» по-грузински – понедельник, а «шабати» (эликсир моего шабата на иврите) – вторник.
Гия наклоняется ближе, словно делится тайной:
– Кстати, вся династия Багратионов, согласно историческим преданиям, – потомки царя Соломона! Да что там! Легенда гласит о мастере Давиде бен Элиягу, о котором я рассказывал. Он был из еврейской общины Картли. Мастер из мастеров… Легенда.
Его кладку не брала ни одна турецкая пушка. XVI век. Все крепости в округе пали, а его стоят. Сам паша Али-бей приходил в ярость лишь от одного упоминания имени Давида бен Элиягу.
В архивах о нем нигде ни строчки. Завистники… Тайна. Легенда. Загадка.
Еврейская община в Картли. 1648 год.
Сегодня бар-мицва Давида бен Элиягу. 13 лет. Лоза винограда над столом… Вся семья в сборе.
Большая, крепкая, словно ореховая скорлупа, семья известных мастеров-каменщиков. Камень – их стихия. Они живут им, дышат. Старших уважают, их слово имеет вес по всей Иберии. Кто еще так сможет возвести крепости и укрепить мосты? Им нет равных. Когда вся семья за столом, они – одно целое. Как будто укрыты одним общим талитом. Мать поправляет кипу на голове Давида, отец раздает хлеб, старший брат наполняет кубки. Сара же, самая младшая, самая любимая сестра Давида, – не сводит с него глаз, с восторгом ловит каждое его движение.
Здесь все: «один за всех, и все за одного!». Здесь не страшно упасть: всегда найдется рука, готовая подхватить, удержать, спасти, поддержать.
– «Белый свет заполнял все пространство…», – за столом тишина, дядя Яков читает отрывок из стиха великого Ари, – «…пока не осталась лишь точка пустоты…», – продолжает он. – «…В этой точке родилось творение, чтобы свет мог заполнить его…».
После небольшой паузы отец поднял кубок, встал.
– Сегодня наш Давид стал взрослым, – отец поднял палец вверх, – а это значит – стать подобным Ему, Высшему из Высших. Так же, как и Он, стать ответственным за все, за весь мир, всех людей, за все творение.
– А за камни?! – обронил пятилетний Алико.
Легкий смех прокатился вдоль стола.
– За все, Алико! Даже за камни. Но они стоят, только если мы держимся друг за друга. Если мы едины!
Маленькая сестра Давида, Сара, сидит рядом. Ее глаза блестят. Прижимается к любимому брату.
– А что случилось с камнями Иерусалимского храма, отец? – спросила она.
– Камни Храма, принцесса, были крепче всех крепостей.
Давид вытянулся, стал само внимание, он уже не раз слышал эту историю. За столом наступила тишина. Отец отставил кубок.
– Люди отвернулись друг от друга, и стены пали. Тысячу лет назад, принцесса. Сам император Рима Тит Веспасиан из-за этого отказался надеть венок победителя. Он просто вошел. Вошел в Иерусалим, и все! Камни сами падали, словно подбитые птицы.
Давид не находил себе места.
– Нет, отец, – вдруг не выдержал Давид, вскочив.
– Камни упали, потому что были плохо сложены. Я построю такие стены, которые никогда не падут. Вот увидишь! Мы еще заново восстановим стены Храма!
Иберия, 1668 год.
Двадцать лет пролетели как один миг. Нет лучшего мастера, чем Давид. Его приглашают князья, купцы, аристократы. Да это и неудивительно. Он строит мосты, башни, крепости. Нет ему равных. Но все это чуждо Давиду. Давид скучает по дому, скучает по родителям, братьям, а больше всего по сестре Саре. Ну, о Саре лучше не вспоминать. То, что случилось, уже не вернуть. Со всей присущей ей страстью она влюбилась в простого парня с гор. Влюбилась и сбежала с горцем в его деревню. Оставила веру предков. Отец так и не простил. А у Давида стало что-то нестерпимо ныть внутри.
«Зато камни стоят», – говорил он сам себе, гладя камень ладонью.
Давид стоял у крепости Ананури. Сам князь пригласил его укрепить крепостные стены. Лично попросил.
– Турецкий султан Мехмед IV выслал янычар под командованием паши Али-бея, – сказал князь. – Янычары жгут деревни. Прочищают проход к Тифлису. Только ты сможешь возвести такие укрепления, которые не возьмут турецкие пушки!
Давид знает свое дело, вот он сейчас сделает и тут же обратно, в Тифлис.
Давида интересуют только стены, только камни.
Его раздражают все эти люди вокруг, все эти беженцы, которые спускаются с гор. Простой народ, дети, женщины, старики, их уцелевший скот и неприхотливая утварь. Давид вместе с подмастерьями работает не покладая рук, проверяет каждый камень, каждую кладку. Но что-то не дает ему покоя, чей-то взгляд просто жжет спину.
И Давид увидел…
Маленькую девочку лет семи. Ее голова перевязана, в руках тряпичная кукла. Не отрывая взгляда, девочка смотрела только на Давида. Во взгляде – страх и надежда.
– Что ей нужно, Арчил?! – резко бросил Давид местному старосте.
– Она многое пережила, – ответил тот. – Она ждет, что ты спасешь ее, что стены, которые ты строишь, выдержат.
– Я строитель, а не воин. Передай, чтобы не смотрела, она отвлекает меня от работы.
Вдалеке загудел рог, перед крепостью высыпал небольшой отряд джигитов.
– Всем в крепость!!! – закричал глашатай. – Янычары перерезали дорогу к Тифлису. Они будут здесь с минуты на минуту. – Отряд исчез.
Этого Давид совсем не планировал. Он известный мастер, гениальный каменщик, но он совсем не воин. Почему он должен оставаться здесь, в этой западне?
В крепости хаос, неразбериха, крики, плач детей. Староста вопросительно и с мольбой взглянул в глаза Давида.
– Всем закрыть Южные ворота, – заорал Давид.
Он снова краем глаза увидел маленькую девочку, ту самую. Она была совсем одна, сжимала тряпичную куклу и шептала какую-то молитву.
Вдалеке показались отряды янычар.
–Всем в укрытие!!! – взревел Давид. И вот началось.
Давид не помнил, сколько все это продолжалось. Он только услышал грохот, неописуемый грохот. Пушки били в Южную башню, стены трещали.
– Они обязательно выдержат, – говорил сам себе Давид, – обязательно выдержат. Я сделал все, сделал все, что мог.
Внезапно раздался оглушительный грохот и совсем близко, как рана, возник пролом. Вокруг царили хаос и крики.
– Камни падали, словно подбитые птицы, – вдруг вспомнилось Давиду.
Люди кричали, толкались, спорили. Давид вскарабкался на стену и под свист картечи стал лихорадочно заделывать пролом.
– Это ты виноват! – кричали ему люди.
– Это ты неправильно укрепил стены! – вопили со всех сторон.
Но Давид только еще упорней закупоривал кладку.
– Это ты во всем виноват! – кричали ему обезумевшие женщины и старики.
– Мы искали здесь спасение, тебя все рекомендовали, мы надеялись на тебя!!!
Снова еще более сильный грохот, снова пролом, снова камни падают, словно подбитые птицы.
– Камни падают, когда люди отворачиваются друг от друга, – стучало в голове Давида.
Под крики и ругань беженцев маленькая девочка с тряпичной куклой в руках, карабкаясь, подползла к Давиду и стала помогать. Тонкими ручками она подавала ему булыжники, которые едва ли были ей по силам. Все замолкли.
Вслед за девочкой и работники выбежали из укрытия, присоединились к Давиду.
Рядом был совсем молодой подмастерье. Во время неразберихи он упал и сломал руку. Парень стиснул зубы и продолжал одной рукой, как мог, помогать Давиду.
В пролом ворвались первые янычары, совсем еще юнцы. Видно, самые легкие. Их вбросили, как авангард. Давид, никогда не державший меча, схватил молот и вместе со своими работниками побежал навстречу туркам.
Завязалась драка. Янычары были слишком юны, а работники слишком неопытны.
Давид увидел янычара совсем еще юного, наверное, еще не забывшего свою настоящую семью. Тот схватил ятаган и замахнулся на такого же, как он, молодого подмастерье с поломанной рукой. Он замахнулся, но так и не смог ударить. Давид вдруг увидел в его глазах страх и сострадание. Давид на секунду застыл, а янычар со всей силы плашмя врезал ятаганом – прямо Давиду в колено. Боль вонзилась во все тело.
Тут же старый крестьянин навалился на янычара, спасая Давида.
Падая на землю, прежде, чем потерять сознание, Давид снова увидел маленькую девочку, ту же самую, лет семи. Она продолжала прижимать к себе тряпичную куклу и шептать молитву.
Вдали били барабаны янычар. Они отошли. Перестраивались. Готовились к штурму. Пока передышка.
Давид очнулся от невыносимой боли в ноге, попытался сесть. Ничего не вышло, лишь вопль.
Маленькая девочка с тряпичной куклой подошла и аккуратно обняла ногу. Стало легче. Она тихо шептала – то ли молитву, то ли стих.
– Что ты шепчешь? – простонал Давид.
И голос ее зазвучал вслух.
– Белый свет заполнял все пространство, пока не осталась лишь точка пустоты. В этой точке родилось творение, чтобы свет мог заполнить его. – Что это?! – воскликнул Давид. – Откуда? Даже мои соплеменники, евреи, не знают об этом стихе. Это великий Ари! Откуда? Это была семейная тайна: книга Ари «Древо жизни».
– Не знаю, но моя мама каждый вечер читала мне этот стих.
– Кто твоя мама? – закричал Давид. – Как ее зовут?
– Сара, Сара бен Элиягу. Еще девушкой она убежала с моим папой. И ее родители так и не простили ее.
Давид застонал, словно раненый буйвол.
Все, кто был рядом, отшатнулись от него. Со стороны могло показаться, что он взвыл от боли, но у Давида разрывалось сердце.
Вдруг эта маленькая девочка, которая всего час назад раздражала его, от которой он отмахивался, как от назойливой мухи, всего час назад… Она стала для него в этот миг самым дорогим, что только может быть на свете. Перед ним опять, как будто стояла его маленькая Сара.
– Где тво-я ма-ма? – по слогам из последних сил прохрипел Давид.
– Не знаю, она осталась с моим маленьким братом. Сама осталась, а мне сказала бежать. Я не хотела, но она приказала: «Беги, Нона! Мы скоро снова обнимемся, беги». И я побежала.
Нона замолчала. Глаза налились слезами.
– Ведь мы скоро с ней обнимемся, правда? – Нона смотрела прямо в самое его сердце… Взгляд жег изнутри.
– Я так хочу снова ее обнять, – не выдержав, всхлипнула Нона, – ее и маленького Давида. Моего брата. Мама назвала его в честь ее любимого брата, – теперь уже в голос зарыдала маленькая Нона, – Давида бен Элиягу.
Барабаны били все сильнее.
Давид не помнил, был ли он в сознании или нет. Было нестерпимо больно, невыносимо. Боль какая-то внутренняя, не физическая, где-то глубоко в сердце: трепет, страх.
Он прекрасно осознавал, – крепость обречена. Страх за Сару, за ее маленькую дочку, за родителей, за всех, – за всех тех, кто рядом с ним сейчас в этой крепости. Боль была куда сильнее боли в ноге. Ему просто хотелось вырваться из самого себя. Уйти, взлететь, забыться, не чувствовать своего тела.
Не глазами, сердцем Давид посмотрел в небо.
– За что?! – прорычал он. Перед глазами плыли картины: Сара-девочка, ее дочка – племянница Давида, все эти люди, молодой янычар…
– За что?! – кричало куда-то вверх его сердце. – Для чего сотворил Ты это зло? Зачем?
Давид открыл глаза, перевел взгляд, вокруг него люди, пленный янычар подает воду раненому крестьянину. Рядом кто-то всхлипывает.
Удары барабанов слились в непрерывный гул, янычары снова ринулись в атаку. Снова пушка, снова взрыв. Стены стоят, но везде трещины. Снова паника, крики, визг детей. В истерике люди толкают друг друга, ссорятся, падают на землю.
– Это ты! Ты во всем виноват, – снова кричат они.
На какое-то мгновение Давид не понял, нет, просто почувствовал. Все, все эти люди… Он вдруг увидел в них частицу себя. Почувствовал, что не существует понятий «они» и «я». Есть только «мы» – единое целое, единая душа. Она не принадлежит никому, нет, она ничья, она общая. Общая для всех, всех людей в мире. И тех, кто здесь, в крепости, и в Турции, и в Персии. И для шаха, и для паши Али-бея. Все, все они и он – части одного общего целого. Этой одной души! Так почему же тогда столько боли? За что? Снова зарыдало сердце Давида.
Слезы лились из глаз.
– Послушайте!!! – что есть силы заорал он. – Послушайте! Нам нужно быть вместе, нам нужно быть как одно целое, только это может нас спасти! Стены падают, когда люди отворачиваются друг от друга, – неистово, сквозь боль хрипел Давид.
Что с ним?! Еще час назад Давид даже не удостаивался посмотреть в сторону этих людей. А сейчас от них зависит его жизнь. А их жизнь – от него. Он попробовал встать на перебитую ногу. Взвыл от боли. Совсем рядом взорвалось ядро.
Давид был без сознания и не видел, как все – женщины, дети, старики – бросились на помощь. Те, кто минуту назад проклинал, стали на место подмастерьев, подавая друг другу камни. Помогая и поддерживая друг друга.
Он не слышал, как в небе раздался звук рога, как женщины завопили что есть силы: «Князь мчится на подмогу!». Огромный отряд, тысячи всадников! И янычары отступили.
Когда со стонами Давид снова начал приходить в себя, отряд князя Ананури неспешно входил в ворота крепости. Следом вереница освобожденных пленных. Женщины, дети, старики.
Внезапно детский крик, как молния, разорвал воздух:
– Ма-ма! Ма-ма! Ма-ма!
Сквозь слезы, Давид с трудом рассмотрел, как маленькая Нона летела к отделившейся от толпы, женщине с маленьким ребенком на руках.
– Сара, – только и смог прохрипеть Давид.
Эпилог
Говорят… искусственное озеро в ущелье Арагви видно из самолета.
Гия провожает нас в аэропорту.
– Я очень хочу приехать в Иерусалим, – говорит он, – хочу увидеть руины древнего храма. Его обязательно восстановят. Камни держатся, только если мы – один за всех и все друг за друга. Правда, брат? Если мы вместе!
Из окна самолёта видно озеро, там ущелье Арагви, крепость Ананури.
На мгновение даже показалось, будто где-то там внизу, на берегу Арагви, маленькая девочка бежит и машет нам вслед.
