Парное молоко

Основано на реальных событиях.

 Какой же все-таки особенный запах у свежего огурца. Он напоминает рассвет с капельками росы. А спелый красный помидор прямо с грядки! А редисочка, – такая хрустящая… да еще со сметанкой.
Она сидела на кухне и нарезала салат. Ей всегда это доставляло огромное удовольствие. Но не сегодня….
Сегодня она ощущала какую-то сильную тревогу. Все тело болело, что-то сдавливало грудь и стало тяжело дышать.

А все начиналось вот так….
Об этой паре в маленьком послевоенном городке говорили все, кому не лень. Люди всегда любят поговорить обо всем, что происходит. Так иногда легче со своим проблемами справиться, – когда чужими занят.

 Она

Белокурая, щеки розовые, губы алые. И глаза – такие открытые! И взгляд внимательный, пытливый. Она простая, деревенская, но поразительно глубокая, как будто не от мира сего. Что-то в ней такое, что когда рядом с ней находишься, силы приобретаешь, – вот такая уникальная. Формы у нее округлые, женственные, привлекательные. По ее виду и поведению можно сказать, что была она любимым ребенком в семье, что познала любовь истинную и теперь щедро дарит ее другим. Но Надя (так ее звали) была круглой сиротой. Всю жизнь слонялась от одной семьи  к другой. Относились к ней по всякому, но никогда не принимали как свою. Так что не имела она понятия, что значить быть дочкой или сестрой. Удивительно, но есть такие люди, которые с этим талантом рождаются – быть людьми. Вот такая она и была. Нежная, милая и отзывчивая.

Он

Он полная противоположность ей: нелюдимый, некрасивый. Стержень мужской как будто отсутствует. Гвоздь и то не может забить. Плечи узкие, неразвитые. Маму свою слушается во всем абсолютно! Мнения собственного не имеет, а если и имеет, то… или боится, или стесняется его высказать. Глаза… о них даже и сказать-то нечего. Ничего в них не видно. Есть же такие люди, что сколько бы раз ты их не встречал, не запоминаешь. Вот такой он и был, ее Иван.

Свекровь

Дама статная, властная, немногословная. Говорит приказами. Губы ее – сжатые, морщинистые. Такое ощущение, что не улыбались они никогда в жизни. Странно… А ведь когда-то они точно улыбались, наверное… Хотя бы в раннем детстве. Вот бы заглянуть туда.
Никто в городе и понять не мог, как такая солнечная и открытая, да в такую семью попала. Что она нашла в нем? Да и за какие грехи ей так со свекровью «повезло»?
Детей у них не было. Говорили, что она, Надежда, бесплодная, и смотрели на нее с жалостью.
Она же никогда себя не жалела. Мужа своего любила, видела в нем то, что невозможно было разглядеть чужим глазом: ценила его умение слушать. И, несмотря на свою внешнюю простоту, понимала сложность их с матерью отношений. И вообще, она старалась не задевать его (как казалось, уже загубленное) мужское эго. Потому что свекровь и муж подарили ей то, чего у нее никогда не было, – семью, пусть не идеальную, но семью. И она это очень ценила.

 Врач

Впервые я встретил их в больнице. Там после длительных проверок я и поставил ему этот страшный диагноз. И теперь, сидя напротив его жены и матери у себя в кабинете, я сообщил им, что жить ему осталось недолго: месяца четыре от силы.
Именно тогда я и поразился ее реакции. Такую – никогда не встречал. Честно говоря, тогда мне это показалось своего рода слабоумием.

Мать его сидела хмурая. Как будто замороженная. Она побелевшими пальцами сжимала свою сумку и не могла промолвить ни слова.
Надя выслушала меня внимательно и выдержано. А потом спросила:
– А чем же его кормить, доктор? Совсем исхудал. Ему же выздоравливать надо.

Последовала короткая немая сцена. Я не знал, что мне делать. Мой пациент был обречен. Не было ни малейшего шанса на выздоровление.
Но… ее взгляд, ее какая-то необоснованная вера… Я был в замешательстве. Я хотел было сказать:
– Вы что, меня не расслышали? Он проживет максимум…

Но вместо этого я вдруг неожиданно для самого себя, сказал:
– Парное молоко. Давайте ему каждый день. Утром и вечером.

– Спасибо, доктор.
Она встала, повернулась всем телом к свекрови, кивнула головой.
– До свидания.
Я еще какое-то время сидел в тишине.
– Вот несчастная, – промелькнуло у меня в голове. – Только жизнь начала, а тут такое. В моем представлении он, ее муж, был уже покойником.

Они дождались выписки, и все трое направились домой: Надя, бережно державшая под руку своего Ивана, и свекровь – со свирепым видом.

– Что сказал доктор? – с одышкой спросил Иван.
– Сказал, что выздоровеешь! – без капли сомнения, четко и уверенно ответила Надежда.
– А какое лекарство выписал?
– Парное молоко, боевой настрой и вера в собственное выздоровление. Ну и, конечно же, – (самое важное!) – слушаться жену, – с улыбкой добавила Надя, подходя к дому.

Свекровь шла сзади. Она молчала, но ее молчание было громким и ощущалось даже на расстоянии.
Так они дошли до дома.
Последующие дни были кошмаром. Свекровь устраивала Наде скандалы, задевала, обижала… Короче, использовала все способы и все причины, чтобы поругаться.

Надина голова раскалывалась, она чувствовала какую-то неимоверную слабость…

И вот сейчас, сидя на кухне и нарезая свежий салат, она вдруг ощутила, насколько она одинока. Вот бы уткнуться в чье-то плечо…. Как же ей не хватало поддержки и опоры.
Эти тяжкие грустные размышления неожиданно прервал вопль, раздавшийся из гостиной. Она ринулась в комнату и увидела, что ее свекровь, сидя на полу, оплакивает своего живого сына как покойника: она причитала, рыдала, стонала и орала не своим голосом.
– Я думала, что отдохну в старости… – всхлипывала она, – что буду окружена внуками.
А теперь… – она сильно высморкалась в носовой платок. – Теперь я останусь одна…
Надя подбежала и присела рядом с ней.
– Я умоляю Вас, пожалуйста, не кричите! Ваня не должен знать. Я вас умоляю.
Но та безжалостно продолжала:
– Ты лишила меня возможности стать бабушкой, и теперь, после смерти Ивана, я обречена на полное одиночество!!! Я останусь одна!
У нее была настоящая истерика, и Надежда всеми силами пыталась ее утихомирить.
– Мама, я Вас очень прошу…. Ему нужна сейчас вера. Вашему сыну сейчас как никогда нужна вера! А слезы…– слезы ему сейчас не нужны. Мы должны стать для него опорой и, конечно же, помогать друг дружке. Мы же семья.
– Семья?!! Ты мне не семья. Ты сирота, которую я впустила в дом. Ты никчемная и бесплодная. Из-за тебя у Вани после смерти….
Она не успела закончить фразу, как в дверях появился Иван. Сгорбленный от боли, с синяками под глазами, он в ужасе смотрел на мать.
– Я умираю?
Но ответа не последовало. Все замерло. Как будто остановили съемку, как будто остановили жизнь.
– Я спрашиваю, – уже громко, со злостью спросил Иван. – Сколько? Сколько мне осталось? Скооооолько?!!
Надя хотела было подбежать к мужу и как-то успокоить его, но вдруг почувствовала дикую слабость в ногах и жгучую боль в животе. Она стала медленно оседать на пол, но Ваня успел подхватить бледную, как мел, жену.

В больнице

Она очнулась в палате на больничной койке. Возле нее сидела нянечка.
– Что со мной произошло?
– Все в порядке. У тебя все в порядке. Ты станешь мамой.
– Что?
– Ты станешь мамой.
– Что? – она переспрашивала снова и снова, не веря своим ушам.
 – У тебя будет ребенок. – Повторяла нянечка.

Ребенок всегда был ее заветной мечтой. Она хотела подарить ему настоящую семью, бесконечную заботу и любовь. Хотела дать ему то, чего никогда не было у нее. И теперь, когда она узнала о беременности, вместо радости, которую она должна была ощутить, она почувствовала неимоверный страх. Не за себя, а за него, еще не родившегося малыша. Куда она его принесет? Она «пустое место, никчемная! Она – сирота, которой сделали одолжение и приютили». Она, которая не способна ни на что! Надя отвернулась к стене, прижав колени к груди, и с головой накрылась одеялом.
Никогда в жизни Надя не считала себя невезучей и во всех ситуациях была способна разглядеть что-то хорошее, найти ключ к разгадке «полу-полного стакана»… Но сейчас…. Сейчас, под одеялом, она не могла и не хотела утирать свои слезы. Она была по-настоящему раздавленной, отчаявшейся, разбитой. Она была никто: «никчемная и ненужная».
Ей не хотелось жить! Не хотелось, чтобы ее ребенок родился в мире, в котором для него нет места, и где он не сможет почувствовать себя частью целой настоящей семьи.

Дом

Для Вани дом заволокло туманом – дом стал слепым и глухим: грустно, одиноко, безжизненно.
В доме. Не было. Нади. Ее звонкого нежного голоса, ее радостной светлой улыбки, ее теплого и внимательного взгляда.
Ваня был зол на свою мать, на то, как она оскорбила Надю. Но на себя он злился гораздо больше. Злился, что не смог уберечь ее, защитить, быть для нее опорой.
– Слабак! – гневно вырвалось у Ивана.
Он чувствовал стыд и полное бессилие.
С матерью он не разговаривал с того самого момента, когда Надя попала в больницу. Он не мог на нее даже смотреть…. Все вокруг было ему противно. Он сам себе был противен.

 Ваня

С трудом, делая небольшие передышки, Ваня преодолевал расстояние до больницы. Он больше не мог просто сидеть дома и ждать. У него не было времени. Казалось, что всю свою жизнь он ждал именного этого момента, чтобы наполнится решимостью и уверенностью. Никогда в жизни он так себя не ощущал.
Он остановился возле Надиной койки, глядя на свернувшуюся под одеялом фигурку жены. Пронзительная нежность и жалость залили всю его душу, он лег рядом и прижался к ней.
– Надюша, родная моя, – его голос дрожал, он пытался взвешивать каждое слово.
– Прости меня. Я не достоин тебя, но без тебя – нет меня. Не существую ни я, ни наша семья. Прости, что не защитил, не стал опорой. Я понял, что нельзя быть таким бесхребетным. – И он еще сильнее прижал ее к себе.
Его прежде слабые руки и узкие плечи вдруг стали уверенными и сильными. Он ощутил, что держит в руках, что-то самое сокровенное, ценное и существенное.
Надя лежала неподвижно. Она как будто была заморожена, обессилена.
А Ваня продолжал…
  – Надюша, дорогая, именно сейчас, когда я заболел, и мне осталось совсем немного, я столько понял, столько осознал. Я умоляю тебя, прости меня. Ты для меня весь мир.
Надя медленно повернула к нему свое заплаканное лицо.
– Я так больше не могу. Я больше не могу так жить. Я не чувствую, что мы семья, не чувствую, что мы одно целое. Мы как разбитые осколки стеклянного сосуда.
И теперь – Надя всхлипнула, не вытирая слез, – теперь…, когда у нас будет ребенок, что его ждет? У него так же как и у меня, не будет полноценной семьи?
– У нас будет малыш? Я стану папой? – От волнения у Вани перехватило дыхание, и затряслись руки.
– Да, будешь. – И она уткнулась в него лицом.
– У нас будет малыш, малыш!!!!
Он целовал ее в лоб, в щеки, в губы. Его захлестнула волна неимоверной радости!
И вдруг лицо его стало серым, а в глазах потемнело.
– Но я не увижу его, нашего малыша, не увижу…
– Увидишь! Я в этом уверена! Ты обязательно выздоровеешь. И ты будешь прекрасным отцом. Но… есть одно условие. Ваня, с этой минуты мы должны быть вместе. Во всем. Слышишь? Вместе! Только вместе мы сможем создать для нашего ребенка настоящую семью. Ты согласен?
Ваня положил голову Наде на живот и прижался к нему. Потом нежно поцеловал и сказал: «Здравствуй, милый…. Я твой папа».
Они возвращались домой вместе, бережно поддерживая друг друга. Каждый видел рядом глаза любимого человека и чувствовал его заботу и нежность. И эти ощущения кардинально поменяли не только их внутреннее состояние, но, казалось, они и внешне полностью преобразились.

Свекровь еще какое-то время пыталась руководить их жизнью. Но совсем скоро она поняла, что Надя и Ваня неразлучны, что нет между ними той прежней трещины, в которую она может втереться. И что нет у нее другого варианта, кроме как принять этот факт.

Врач

Прошло несколько лет. Однажды на рынке я встретил женщину, которая радостно улыбаясь, двинулась мне навстречу.
– Доктор, здравствуйте! Это я, Надя. Помните меня? Как же я рада вас видеть! Вы нас спасли. Помните, – парное молоко? Я все сделала, как вы тогда сказали.
Я немного замешкался, припоминая и эту женщину, и обстоятельства нашего печального знакомства. Но внезапно рядом с ней возник молодой человек, достаточно крепкий и розовощекий. А у него на руках – прелестная девочка, лет двух, очень похожая на маму: белокурая, с глазами небесного цвета.
– Да. Я вспомнил вас. Я вижу, вы снова вышли замуж?
– Я? Да что вы, доктор. Это же мой Ваня. Вы что, его не узнаете? А ведь это все ваше парное молоко помогло!
Они удалялись, переглядываясь и шутя, а я еще долго стоял в шоке.

Я не мог успокоиться и был в полном замешательстве. Как? Как он выздоровел? В моей практике я никогда не наблюдал подобного. Это невозможно. Весь вечер я провел в раздумьях и почти не спал.
Наутро, в больнице, я все-таки не выдержал и, покопавшись в архиве, нашел адрес Нади и Вани. После работы я направился к ним.
Мы долго пили чай и общались. Надя рассказала, что ее беременность оказалась невероятно сложной, а Ваня был очень слабым и вялым. Я долго расспрашивал их о подробностях течения болезни, пытаясь выяснить, каким таким способом он все-таки выздоровел. И вы не поверите, – я не нашел никакой волшебной пилюли.
Я понял только одно, но это одно было то, что полностью изменило всю мою дальнейшую карьеру врача. То, что спасло их обоих, было гениально – просто и сложно одновременно.
Они заботились не о себе, а друг о друге!

И именно эта поддержка, тепло, вера и взаимопонимание – все это стало той магией, которая сотворила волшебство выздоровления.
С тех пор я начал верить в чудеса. Я понял, что стоит выше всего, выше сухих профессиональных диагнозов и прогнозов.
 – Никогда не говори «никогда» – Так теперь и я говорю своим пациентам.     

Ведь любовь к ближнему – она такая. В ней Эликсир жизни.