Аристократ

После эпидемии ковида я приехала в город моего детства. Захотелось навестить могилы родителей, повидаться с родными и близкими. Встретила меня моя двоюродная сестра Ирина. Она, как всегда, была ухожена, вся в брендовых шмотках, на дорогой машине. Однако ее взгляд показался мне потухшим, а лицо – мрачным и безрадостным.
– Привет!
– Привет!
Обнялись, прижались друг к другу, поцеловались, улыбнулись.

По дороге я спросила:
– У тебя все в порядке?
– Да вроде, – грустно пробормотала сестра.
– А как Серега, твой благоверный?
– Похоже, нормально. Но…мы стали чужими. И близости у нас с ним давно уже нет. Как-то так, – тоскливо ответила она.
Ее слова вызвали во мне тревожное беспокойство.
– А Мишка-племяшка? Как взрослеет? Чем увлекается?
– Мишка всегда старается из дома смыться. То с девушкой гуляет, то у него его любимые байкеры и мотогонки. Вот и сейчас умотал на слет байкеров. Вернется через два дня, – еще грустнее ответила она.
Помолчали.
– А ты как?
– Все нормально, – откликнулась я. – После нашего последнего разговора по телефону никаких существенных изменений не произошло.

Вскоре мы подъехали к ее как всегда ухоженному коттеджу. Вошли. Все красиво, дорого. Но… как-то неуютно: тихо, одиноко.
Я достала презенты для Иры, Сережи, Мишки. Все, что они любили и чему обычно очень радовались. Ирина отстраненно посмотрела на все это и безрадостно среагировала.
– Спасибо.

Вечером мы вдвоем ужинали на веранде. Серега пришел поздно. Выглядел уставшим, напряженным. Поздоровался, слегка улыбнулся и пошел в дом отдыхать. Ирина не пошевелилась.
– Ира, иди кормить мужа. Я побуду одна, пообщаюсь в чатах с родными, с подругами.
– Еще чего. Сам поест. Я ему не служанка, – грубо ответила она. Потом добавила:
– У тебя еще и подруг куча? А мои отдалились от меня. У всех свои заботы, дела. Иногда случайно встретимся, пару слов бросим друг другу и разбегаемся. Каждая по своим делам.
– Ирочка, так ты одинока!? – удивленно воскликнула я. – Раньше я не замечала за тобой стремления к самоизоляции.

– Ну как?! Работа. Коллектив…. Там мне никто не перечит. Ведь я – начальница. Все знают, что со мной лучше согласиться… Ну или промолчать. Ладно, сестричка, пошли спать. Я устала.
Лежа в постели, я долго размышляла: «Как так вышло, что такая красавица и умница, моя сестра Ириша, стала каким-то тоскливым, ворчливым и одиноким человеком?».

Завтракали втроем. Почти на все, что пытался сказать Сережа, Ира отвечала только презрительным взглядом и старалась перевести разговор на другую тему. Серега замолкал и грустно отводил взгляд в сторону.

Чтобы отвлечься от нездоровой обстановки, я предложила сестре прогуляться по местам нашего детства. Заглянуть туда, где мы все были жизнерадостными, веселыми и счастливыми.
Мы вышли в тихий летний день и побрели по спокойным улочкам старого города, мирно беседуя.
Внезапно в наш неторопливый диалог ворвался грохот стройки, и нам открылось зрелище полуразрушенного дома. Его сносили. И за этим процессом наблюдали любопытные прохожие, которые толпились вокруг. Мы увидели, как промышленный молот безжалостно разбивает стены и дом рушится.
И вдруг… Мое сердце пропускает удар и больно сжимается: этот дом – дом Лютека. Каждый удар молота, кажется, вонзается в мою душу, разрушая то доброе, светлое и вечное, что было заложено в детстве.
– Ира! Это же дом Лютека! Ты помнишь его?! – кричу я.
– Чего? Чего? – вздрогнув от моего крика, отзывается Ирина.
– Лютек! Он обитал в подвале этого дома, собирал бутылки, кормил бездомных кошек, любил детей! Помнишь?
– А, этот…. Кто его здесь не помнит?!
– Слушай. Помнишь, как мы, проходя мимо этого дома, увидев Лютека, громко кричали: «Лютек, ты где живешь?». – «Мой адрес – планета Земля!» – задорно звучало в ответ. Мы вместе хохотали, вторя его заразительному смеху, потом прощались и весело топали в школу. Да! А еще как он радовал нас конфетами.
– Да, помню, – иронично ответила Ирина. – Меня всегда удивляло, как ты можешь с ним так долго болтать, смеяться и еще… есть эти конфеты. Я этого никогда не делала….

Я с болью наблюдала, как разрушается памятное место моего детства.

Думала, что давно уже нет с нами Лютека, а скоро не станет и его дома.
Мой взгляд упал на старую игрушку, пластмассового Чебурашку, валяющегося около подвала разрушенного дома. Игрушка своей беззаботной улыбкой напоминает мне Лютека. Еще через секунду, стена дома рушится, погребая Чебурашку под кучей обломков. У меня невольно по щекам катятся слезы.
– Марина! Прекрати! Люди смотрят! Неудобно! Меня многие в нашем городе хорошо знают!
Я ее почти не слышу. Слезы сами катятся по моему лицу.
– Женщины! Немедленно уходите отсюда! Скоро дом будет полностью разрушен и обломки могут свалиться на вас! А не то вызову милицию! – грозно кричит машинист крана.
Мы быстро уходим, направляясь в сторону близлежащего городского парка. Присаживаемся на скамейке, чтобы отдохнуть и отдышаться.

– Слушай! Чего ты плачешь? Подумаешь, какая-то игрушка?! Все на тебя смотрели, и никто не понял, что с тобой!! Мне при моей должности только не хватает дурацких сплетен. Еще скажут, что мы вместе плакали. Напоминаю: у нас не Москва. Любое происшествие быстро разносится по городу и может легко сломать карьеру каждого. А мне это надо?! – зло и раздраженно отчитывает меня сестра.

Я начинаю закипать. Первое желание – срочно переехать в гостиницу. «Ну ее, с ее заморочками. Подумаешь, великая начальница. Ничего не сделай, слова не скажи…».
Я достаю телефон. Начинаю искать, куда можно заселиться.
«Стоп. От нее уже и так все отвернулись. Если это сделаю и я, ее сестра…?! Я знаю, она не такая. Она может быть доброй, любящей, жизнерадостной. Сейчас что-то сломалось в ее душе. Попробую поговорить».
Наступив на горло своей гордости, я спокойно и ласково говорю:
– Ириша! Дорогая! Сейчас я тебе все расскажу! Кстати, ты знаешь историю жизни Лютека?
– Нет. Когда-то перед сносом этого дома обо всем этом писали в нашей прессе, и Серега тогда что-то мне говорил. Но я не заморачивалась всем этим, – ответила сестра.
– А вот, понимаешь, оказывается, весь этот дом когда-то принадлежал его семье – аристократам, – увидев, что она притихла, выплеснув всё свое недовольство, заговорила я.
– Термин «аристократия» происходит из древней Греции. Дословно переводится, как «владычество лучших»: когда каждый «владыка» обладает определенным набором добродетелей. Но, как всем известно, в определенный период в нашей стране не стало аристократов. А у них – не стало их имущества. Это произошло и с семьей Лютека.

Шли годы… В 1941 году фашисты бомбили город, и снаряд упал недалеко от бродившего по городу Лютека. Он оказался под завалами полностью засыпанным. Взрывной волной от упавшего рядом другого снаряда каким-то чудом его выбросило из-под завала. Никто не знает, сколько он там пролежал. Был контужен, стал инвалидом. Но он выжил. И так продолжал жить.
Интуитивно он часто оказывался около дома своего детства и в его подвале хранил какие-то только ему известные секреты. Получал пенсию по инвалидности, собирал бутылки и сдавал их. А еще – он кукарекал… за деньги…. И даже повышал регулярно расценки, объясняя, что все дорожает. Кормил бездомных кошек. Очень любил детей. Покупал им конфеты, мороженое, другие сладости. Давал деньги в долг знакомым, если просили. Дал и забыл. Были и те, кто не возвращал. Он всех прощал.
Иногда он ходил в ресторан. Заказывал, как аристократ, хороший обед, крепкий кофе. Медленно обедал. О чем-то думал. Может быть, вспоминал о своем аристократическом детстве.

Умер он в интернате для пожилых в 80 лет. Скопил внушительную сумму денег, которую передал то ли в детский дом, то ли в фонд мира. Я точно не помню. Да, и еще о нем написано в Википедии. Городская легенда. Лютек – это его ненастоящее имя. Его Лютеком, (как цветочек лютик), называла мама. Так его все и звали. А имя его – Александр Александрович Ермолович.

Знаешь, когда он давал мне конфеты, от него шло такое тепло и любовь ко всем нам – детям. И он тоже был счастлив, что может нам их давать, что мы принимаем их, что радуемся вместе с ним.

Думаю, что и другие добрые дела он делал с такой же любовью к людям. Так же радостно получал деньги за бутылки, которые собирал и сдавал, за свое кукареканье, веселящее прохожих.

Ты знаешь, я читала, что когда мы отдаем с любовью или получаем то, что нам дают, с той же любовью, то между нами образуются добрые связи, душевное слияние друг с другом. И тогда мы чувствуем счастье, радость, вдохновение. Чтобы полюбили нас, мы сами должны полюбить! И научиться отдавать и получать – с любовью. Лютек это и делал! Хотя, может быть, даже полностью не осознавал всего этого. Возможно, поэтому был всегда радостным.

Я замолчала. Несколько минут нас окружала тишина. Ира размышляла. То ли стресс от недавних происшествий повлиял на нее, то ли пришло ей время меняться. Вскоре она заговорила.
– Надо же, – сказала она. – Вот так живешь, ходишь рядом с кем-то и ничего о нем не знаешь. Видишь пожилого человека, обитающего в подвале, собирающего бутылки, которого ты воспринимаешь чудаковатым, странным, почти асоциальной личностью. Вдруг через много лет после его смерти узнаешь, что рядом с тобой жил настоящий аристократ. Не только по происхождению, но и по своему внутреннему состоянию, несмотря ни на что. Прошло много лет после его смерти, а его помнит почти весь город.
И мне, такой правильной, такой успешной, такой состоятельной, – так далеко до той любви к близким, доброты к людям, принятию любых жизненных ситуаций, что были у этого человека. Слушай, кажется, я, наконец, поняла глубокую мудрость, вычитанную в интернете, над которой я размышляла недавно. «Не сдерживайте свою любовь, доброту и щедрость. Эти качества только усилятся в вас, если вы будете ими делиться, а не удерживать в себе».

Сказав все это, Ира помолчала, потом улыбнулась. В глазах появились искорки радости и какого-то пробуждения.
– Пошли домой, – весело добавила она.

Возвращаясь, мы увидели на уличном прилавке Чебурашку, похожего на того, что осталась под завалами. И я купила эту игрушку: в память о Лютеке и о нашем беззаботном, полном любви детстве.

На террасе коттеджа нас встречал грустный Сережа.
– Привет! Сережа! Дома Лютека больше нет…. Его только что снесли – сказала Ирина. Она тронула мужа за руку и негромко спросила:
– Что мне приготовить на ужин?
– Мне все равно! – тихо ответил Сергей.
– Тогда я приготовлю твои любимые хачапури. Я вчера купила классный сыр.

Сережа удивленно посмотрел на Иру, на меня, на Чебурашку, которого я держала в руках, и ничего не сказал. Но я заметила, что в его глазах появилась еле заметная, смущенная растерянность.
Вечером мы ели хачапури, пили вино. Вспоминали наше детство, Лютека, благодарили судьбу за всё, что нам было послано и пережито. Было очень тепло и душевно.

На следующий день я услышала, как Ира звонит своей подруге. Я поняла, что они давно не виделись, и заметила, как обрадовалась сестра тому, что подруга соскучилась по ней. Теперь они договорились, что будут встречаться регулярно.

Дни в родном городе пролетели моментально. Вскоре я собирала свои вещи к отъезду. Взяла Чебурашку, повертела.
– Ируша! А хочешь, я подарю эту игрушку тебе?! Она тебе нужнее.
– Хочу! – как-то тихо и нежно ответила она.
Мы обнялись. Ира взяла Чебурашку и поставила на самое видное место в комнате.

Провожали меня Ира и Сережа вместе.

Между ними опять чувствовался контакт, появилось ощущение связи, понимания, общности. Мы договорились, что вскоре мы встретимся у меня в Москве.

Под стук колес поезда, увозившего меня из города моего детства, я снова вспомнила Лютека. Мысленно поблагодарила его за любовь, которую он так безусловно дарил и продолжает дарить людям. По местному радио, созвучно моим мыслям, звучала песня: