Григорий

Искусство портрета – это удивительный способ познания человека. Я – художник-портретист. Лицо – предмет моего любования – всегда отражает то, что накопил человек: весь предыдущий опыт, все жизненные переживания. Уникальным сочетанием они отпечатываются во взгляде, улыбке, речи, жестикуляции. 

Как люблю я маленькую студию моего дорогого Учителя Абрама Быкова! Это мой рай,  где, погрузившись в работу, я попадаю в иное измерение. Учитель обладает редким даром – быть проводником в тонкий, сложный мир искусства. 

Портрет начинается с взаимопроникновения художника и модели. Это диалог. Поэтому в каждом портрете присутствую я, мои свойства (мне не раз указывали на это особо внимательные зрители). Всегда любуюсь выразительностью лица и обязательно сопереживаю, – без этого ничего не получится. Без незримого движения одного человека к другому в надежде найти себя в другом и другого в себе.

В тот день в 2005 году в студию пришел Григорий – близкий друг нашей семьи.

Характер жесткий, своенравный. Но лицо всегда улыбчивое, динамичное, в глазах – искрометный юмор. С трепетом ставлю пустой холст на мольберт: произойдёт ли волшебство?

Боюсь, не усидит, поэтому настраиваюсь на «блиц» – на этюд.

Гриша садится, смотрит на меня мягким, теплым взглядом. И вдруг, как будто отпустив себя, он погружается в глубокую грусть, доселе мне неизвестную. По непонятной причине становится очень тревожно. Чувствую, как его грусть перетекает в меня. Становится не по себе…

Надо бы настроиться, собраться! 

Рядом – строгий взгляд Учителя: понимает, что не могу сосредоточиться. Угольный карандаш дрожит в моей руке. Пока не получается… От дикого напряжения стучит в висках.

– Что с тобой, Гриша?
– Ничего, продолжай. Я готов. 

Начинаю работать. Впускаю, буквально впечатываю Григория в себя. Отмечаю, что страдание делает его лицо особенно выразительным для портрета. Стыдно, что любуюсь проникновенностью грустного взгляда, но не могу остановиться. Рядом Учитель: «Рисуй взгляд, а не глаза». 

Сходство, характерные черты и эмоциональное состояние передала почти сразу. В этом – убедительность портрета. Затем искала изобразительный язык, цветовое и фактурное решение.

Тревога не покидала меня, подкатывала к горлу. Почему я тогда не остановила работу, не настояла, не спросила о причине его тоски? Не проникла в его внутреннее состояние? Ведь мы были так близки – двадцать лет дружбы. Чувствовала, что он хочет мне что-то сказать… 

Теперь мне больно вспоминать, что наслаждение от процесса работы оказалось сильнее. А надо было остановиться и выслушать. Вероятно, он пришел совсем для другого общения.

Но я не остановилась, не села рядом, не поговорила. Так была увлечена! Ведь каждый удачный штрих и точно положенный мазок – это такое упоение! 

Оглядываясь назад, понимаю, что у меня была возможность облегчить его страдания.

В перерыве Гриша спросил: «Как удалось тебе вытащить на холст то, что у меня так глубоко внутри?»

На следующий сеанс Гриша не пришел. Тогда я не знала, что жить Грише осталось совсем недолго. После мучительной болезни он унес с собой тайну своей грусти. 

Не могу забыть, это живет во мне… 

Часто думаю, что искусство – ничто, если нет любви к ближнему. Связь между нами, заложенную самой природой, нужно развивать, подпитывать, усиливать. Эта любовь находится внутри нас, как ДНК в клетке. Именно в наших взаимоотношениях заключаются все проблемы и одновременно – их решения.

Григорий , 2005
холст, масло