Детская депрессия: "Мне не интересно"

Эта девочка непростая. Я говорю о той, единственной из группы детей в детском саду, которая периодически спрашивает о моей собаке: «А где Тэйри?». Она задает вопрос, глядя тебе в глаза, спокойно ожидая ответа, и сама же отвечает на него: «Он умер».
Она будто знает нечто большее, что недоступно обывательскому пониманию. Вопрос о смысле всего вот-вот готов сорваться у нее с губ….
…. Вспоминаю себя, когда была маленькой и спрашивала маму о жизни и смерти. Непросто объяснить ребенку такие вещи, родители подчас боятся испугать его, а он ждет, ему кажется, что им пренебрегают. Время уходит, потребность остается незаполненной…. Так было со мной, так происходит и с ней, в этом нет сомнений.
Она охотно играет с детьми, но, понаблюдав за ней, замечаете, что она периодически уходит в себя. Такое чувство, что она живет в другом мире, где ей комфортно и хорошо, где наедине с собой она спокойно может осмыслить свои чувства, раствориться во внутреннем созерцании. Внутреннее привлекает ее гораздо больше, чем внешнее, — это очевидно.
… Будь я ее мама, я обязательно постаралась бы поговорить о том, что ее волнует. Возможно, такие погружения в себя — следствие внутренней проблемы, когда у человека пропадает вкус к жизни, а это уже серьезно.
Эта девочка рассуждает так, как будто прожила жизнь. И неважно, что она ребенок, мы знаем — у души нет возраста, и сегодняшние дети прекрасное тому подтверждение. Она как раз именно разумная, а не просто умная, какими были многие дети из нашего поколения.
… Согласитесь, разница между этими понятиями существенная: их отличает жизненный опыт, мудрость, постижение. Откуда они у ребенка? Хороший вопрос! Об этом стоит подумать!
Она единственная, кто не в состоянии полностью увлечься ничем, кроме игры. Возможно поэтому во всех проводимых в садике занятиях — будь то музыка, рисование, йога — она участвует как будто через силу. Создается впечатление, что она отстранена от всего вокруг.
… Почему ей ничего не нравится? Я спросила ее об этом. «Мне не интересно», — ответила она четко, без увиливаний. А мне как будто плеснули стакан холодной воды в лицо: не каждый взрослый способен так сказать — хладнокровно и безучастно одновременно.
Она не говорит лишнего, ее взгляд – смесь тоски, грусти и несвойственной детям «нерадости» этому миру. «Дисфория» — так говорят психологи об этом, или, иными словами – депрессия.
… Я не психолог и не ставлю диагнозы, но мои наблюдения приводят меня к мысли, что безжалостный призрак времени коснулся этой девочки, и образовалась пустота, которая пугает отсутствием желаний, неспособностью наполнить их ничем.
Она близка мне, вместе мы провели бок о бок в одном доме четыре года, с утра до вечера пять дней в неделю.
Меня огорчает, что ей плохо, и спрашиваю себя: что я могу, что я должна сделать, чтобы ей помочь? Думаю, как объяснить ребенку, что с ним происходит, как найти способ научить ее ощущать радость от каждой прожитой минуты.
… Я пытаюсь понять, каковы причины депрессии вообще, и детской в частности, и боюсь — за себя, что не смогу, за нее, что она не захочет, не сможет понять меня.
Я размышляю, ищу и нахожу решения, пробую и ошибаюсь, анализирую и снова размышляю… Разве ребенку объяснишь, что ему плохо потому, что он ищет ответ на вопросы: «Для чего существует этот мир и он в нем? Почему есть смерть, и что происходит потом?»
И вдруг меня осеняет догадка: оказывается, все настолько просто, что это трудно объяснить словами, но я все же попробую.
Если мне плохо от того, что ей плохо, значит, между нами есть связь (иначе, как бы я чувствовала это?). А если так, то в той мере, в какой я чувствую это, в той мы и связаны.
Значит, я могу передать ей свое положительное ощущение, и это поможет ей изменить отношение к жизни. Ей не надо ничего знать, она все почувствует сама, так же, как и я!